Опаленные
Шрифт:
Сны нам снятся дважды в день, и они настолько интенсивны, что я совсем не отдыхаю, а утомление нарастает. Странные, просто очень странные сны. Мысль перепрыгивает с одной темы на другую, но я не чувствую сумбура в голове, как будто так и надо.
Вика рядом тоже внимательно оглядывается, делая при этом испуганные глаза. Она подчеркнуто жмется ко мне, значит, заметила что-то, что ей кажется важным, и поэтому пользуется возможностью изобразить запуганную самку.
Тут я вижу. В дальнем углу сидит крупный самец. Взгляд его неприятен, он будто выбирает себе жертву, при этом он смотрит на мою Звездочку, и в глазах его появляется удовлетворение.
Виктория 5013
– При проникающем ранении живота повязка накладывается… – я обнаруживаю себя сдающей какой-то экзамен.
Речь течет спокойно, потому что я все это знаю. Сегодняшний экзамен последний, а вечером поезд, здесь называвшийся «эшелон», унесет меня на «фронт». Туда, где стреляют и убивают…. Туда, где я снова буду «сестричкой» всем бойцам. Мне немного страшно, но одного воспоминания хватает, чтобы порадоваться – обучение кончилось, а там… Там снова будут настоящие люди, для которых важна именно я. Не «самка», не будущее чрево, а… «покушай с нами, сестренка», «не плачь, сестричка, мы еще с тобой… ух!», «посиди со мной, дочка». Теплое чувство, зарождающееся внутри меня, и настоящие люди вокруг.
Вечером подходит поезд, полный деревянных вагонов. В них сидят молодые и пожилые, веселые и грустные, но настоящие, действительно настоящие люди. А я же видела, как оно бывает на свете… Может быть, уже завтра кого-то из них не станет, но они об этом не думают. Веселые военные усаживают меня на скамейку в необычном вагоне, в котором нет окон. Я видела поезда и вагоны на картинках в книге, он совсем не похож… «Теплушка» – подсказывает что-то из самых глубин сознания. Мужчины поют песни, шутят, рассказывают разные истории, и мне с ними уютно.
Поезд споро идет к фронту, когда что-то начинает взрываться. Ту-ту-ту – стучат уже знакомые мне пулеметы. Бойцы буквально выливаются всей толпой из вагона, я даже испугаться не успела.
– Ребята, сестричку не забудьте! – кричит кто-то, и я вдруг оказываюсь на чьих-то руках, держащих меня так же бережно, как… Фим?
Меня быстро выносят из вагона, устраивая на траве. Я вижу взлетающую кустами взрывов землю, слышу крики, даже хочу рвануть на помощь, но не могу. Незнакомый пожилой мужчина с силой прижимает мою голову к сухой, опаленной огнем войны траве.
– Не спеши, дочка, успеешь еще. – И так много ласки в этом его «дочка», я столько и не слышала никогда.
Под огнем, там, где и меня временами подхватывает паника, везде есть эти «бойцы» – солдаты, берегущие свою «сестренку». Берегущие меня. Как… Как Фим.
Мои глаза открываются, а перед ними вот эти совершенно особенные люди, а еще… строчки из книг, лекции – десмургия, анатомия, физиология… Как будто девушки, которыми я была, отдали мне свои знания, свой опыт, свою… жизнь?
Фим прав, все вокруг очень напоминает театр. Очень жестокий, странный, но театр. Даже книги, которые изучают самцы, – тоже странные. А наши сны… В них мой мужчина становится воином, а я врачом. Чаще всего врачом, медсестрой, но еще и разведчицей, связисткой… Не знаю, зачем нам посланы эти сны, но внутри у меня будто готовая распрямиться пружина.
Этой ночью я узнала новое для себя слово «любовь». Оно было в сознании той, кем я была, – молодой девушки, «сестрички». Я лежу и обдумываю это слово. В нем есть и тепло, и нежность, но я по-прежнему не понимаю, что такое «любить».
Сейчас проснется Фим, и снова будет новый день, полный, что скрывать, страха. Мы с ним на территории врага, как говорили на курсах во сне, «в тылу врага». Мы не знаем этого врага, но он точно есть. А еще мы безоружны, что, конечно, решить можно, потому что у Фима, как и у каждого самца, есть допуск в лаборатории. И в механическую, и в химическую. В химической, если знать как, много интересного сделать можно, нас уже научили.
Прошел всего лишь сегмент с тех пор, как Дионис свел меня и Фима, сделав парой, а я уже полностью изменилась. Исчезла пугливая самка, теперь я такой же воин, как и мой мужчина. Я так же готова драться и, главное, теперь я это умею. Но мы по-прежнему в тылу врага, которого здесь еще не видели.
Я думаю, что нам нужно оружие, с помощью которого мы сможем хотя бы найти выход. Если это космический корабль – то в рубку, а если нет… Тогда все те, кто это сделал с нами, горько пожалеют. Теперь я знаю, что такое «ненависть». Я видела, как вешают, душат газами и сжигают людей. Я видела, как защищают. Я видела, как умирают, считая это правильным.
– Я схожу в лабораторию, – сообщает мне Фим. Он говорит приказным тоном, значит, для Диониса. – А ты сиди здесь.
– Да, мой господин, – отвечаю ему принятой здесь фразой.
У нас обоих эмоций почти что нет, но мой мужчина знает, что сломленная, всего боящаяся самка уже исчезла, растворилась в горниле войны из наших снов. Как исчез и самодовольный самец, хотя Фим таким никогда не был. Он что-то для себя решил, хотя я понимаю, что именно: пойдет делать оружие, скорее всего что-то типа КС – взрывчатку, из тех, что можно сделать на коленке.
Надеюсь, прорываться с боем нам не придется, хотя кто знает, что нам принесет следующий день. Смирно сидеть в ожидании смерти мы точно не будем. Просто уже не умеем, а еще верим, что где-то там, вдалеке, есть ждущая нас Родина. Она о нас просто не знает, но там нас абсолютно точно ждут, ждут, чтобы помочь, – надо просто суметь рассказать о себе.
Я уже и сама сомневаюсь в том, что мы на космическом корабле, а вот в лагере – вполне. Слишком много несостыковок. В одном из снов я расспрашивала раненого. Пожилой боец был учителем физики и быстро объяснил мне, почему такого корабля, как наш, существовать не может. Раз в будущем считают, что подобного корабля быть не может, значит, мы никуда не летим, правильно? А то, что там будущее, – это факт.
Во-первых, номера в лагерях пяти- и шестизначные, во-вторых, дело происходит на планете, в-третьих, много незнакомых слов и терминов. То есть факт можно считать установленным. Исходя из этого, можно предположить, что рано или поздно самцов из нашего лагеря спустят на людей, – и начнется как раз та самая война, на которой мы бываем во снах.