Опальный маг
Шрифт:
– Кидай и валим.
– Ща, настроюсь.
– Да что ты медлишь-то?
– нервно прошептал второй гоблин.
– Я никогда никого не убивал, и что будет, если он не убьется?
– тихо прошипел Тугодум.
Что-то зашуршало, второй гоблин что-то поднял и подал первому.
– На, размозжи ему голову булыжником и кидай уже.
– Может тогда ты лучше?
"Значит всё так и закончится. Меня убьют два тупых деревенских гоблина, - мысленно вздохнул Маргелиус, слушая препирательства братьев, но гнева он, как ни странно, не чувствовал, только навалившуюся усталость и одиночество.
–
Маргелиус повернул голову и хрипло произнёс.
– Одеяло только сними с меня, прежде чем сбросить, в хозяйстве пригодится. Никто вам не поверит, что я выпрыгнул в одеяле.
Тугодум от звука голоса предполагаемой жертвы чуть не выронил мага, но рефлекторно сжал руки.
Между тем маг, как ни в чём не бывало, тихо, но отчетливо продолжал.
– И это, трубку трубадуру верни, а то она у меня осталась, - вытащив из-под одеяла истощённую прозрачную руку с трубкой, протянул её второму гоблину. Тот, растерявшись, взял. – Думаю, она ему дорога, редкая роспись. Жаль, если лишится... Камни справа под скалой видишь внизу, там острее, вот на них меня постарайся скинуть, тогда я наверняка загнусь быстро, - Маргелиус вздохнул и после паузы, глядя горящим взглядом, продолжил, - попросите Дракона после моей смерти сжечь моё тело, не хочу, зная, что уже умер, очнуться ещё раз через тысячу лет. Скажите, я попросил.
Тугодум открыл рот, чтобы что-то сказать, но герцог его перебил, нетерпеливо махнув иссушённой рукой, предвосхитив вопрос заранее.
– Лютый, конечно, не поверит, что я убился сам, если ты придёшь и выложишь ему всю эту ахинею с видом придурка. Слушай внимательно, что надо сказать. Скажите оба, я попросил отнести меня к обрыву. Что я сказал "АЙРИС". А-й-р-и-с.
– он развернул голову и упёрся пылающим взглядом в тупое выражение на лице Тугодума. - Айрис, это важно. Тогда он поверит, что я сделал это сам.
Братья переглянулись, Тугомысл пожал плечами.
– Почему ты, зная, что мы твёрдо решили убить тебя, помогаешь обставить свою смерть как самоубийство?
– задумчиво протянул Тугодум. Смерть мага шла совсем не по спланированному им сценарию. Он представлял, что если маг очнётся, то тот попытается позвать на помощь дракона, и ему придётся сунуть кляп тому в рот; или что он будет дико сопротивляться и получит в челюсть; или проклинать их и получит по башке. Но уж точно не станет хладнокровно помогать обставить свою смерть как самоубийство.
– А в чём смысл?
– пожал плечами Маргелиус.
– Вы, два тупицы, всё равно меня убьёте. А так я, по крайне мере, избавлю Лютого от бессмысленных страданий и убийства всей вашей компании в приступе ярости, зная его характер, его потом совесть замучает. Зачем делать несчастным и ещё кого-то, если не можешь быть счастливым сам?
Тугодум обменялся долгим взглядом с младшим братом, и тот медленно кивнул, соглашаясь с решением брата.
В следующее мгновение Маргелиус, к своему удивлению, увидел, что державший его здоровенный небритый гоблин спокойно поправил одеяло и, осторожно держа невесомое тело герцога, широким шагом зашагал обратно к разрушенному замку, где спали их спутники.
Теперь вопросы появились
Тугодум глянул ничего не выражающим взглядом на герцога и задал встречный вопрос.
– Как насчет партии в шахматы, милорд? Не все ещё игры сыграны.
Маргелиус озадаченно почесал бровь, может, братья не так уж и тупы, как он сначала подумал. Но времени спросить, что хотел сказать Тугодум, у него не представилось. Раздался страшный вопль дракона, полный отчаяния и ужаса, и тот пулей вылетел из замка с безумными глазами. Дракон навис над братьями, глядя абсолютно сумасшедшими глазами, от растерзания тех спасало только то, что в руках у них была драгоценная ноша в виде его хозяина.
Увидев нависшего над ним разъярённого дракона, готового откусить ему башку, Тугодум уныло подумал:
"Ну всё, хана! Ща маг ему как нажалуется, что мы его убивать шли и останется от нас только кучка пепла".
Тугомысл поглядел на брата кислым взглядом, теперь идея оставить Маргелиуса в живых не казалась такой уж замечательной.
Но герцог их ещё раз удивил.
– Лютый, я в порядке. Я устал лежать и попросил братьев отнести меня показать окрестности. Прости, не хотел тебя будить.
Дракон сделал виноватую морду и взял тело мага из рук Тугодума, нежно неся того в лапах.
– Извини, переволновался, у меня появилось плохое предчувствие, - пробормотал он.
Маргелиус только нежно прижался лбом ко лбу дракона, обхватив того руками. Воспоминание о том, как братья его хотели убить, он постарался засунуть в такие дебри своей памяти, чтобы дракону оно никогда не попалось.
Разбуженные Ясень с трубадуром только ошарашено глядели на произошедшее. Они не поверили ни одному слову, сказанному магом, что он якобы пошёл прогуляться с братьями, но что бы ни произошло, похоже, маг вышел из произошедшего с честью и не стал ябедничать дракону.
Глава 18. О тяжком бремени ведения переговоров с сумасшедшими магами
1
Кровь дракона делала своё дело. Маргелиус через пару дней ощутил себя намного лучше. Лютый притащил ему палку, и он с большим трудом вставал и делал несколько шагов, опираясь на неё. В туалет герцог ходил под присмотром своего верного друга. Теперь Маргелиус мог украдкой пить кровь огромного рептилоида в стороне от внимательных глаз трубадура, зелёного поганца и двух здоровенных гоблинов, помня, что, в предыдущий раз, он напугал их этим до одури, что чуть не закончил своё жалкое существование переломом шеи со скалы. Он предпочёл замаскировать эти вылазки под желание справить большую нужду.
Однажды Ясень внимательно поглядел на возвращающегося из кустов герцога, выпуклые жёлтые глаза которого отливали кроваво-красным, а на губах было довольное плотоядное выражение, резко толкнул трубадура лапкой.
– Он туда не по нужде ходит, - на озадаченный взгляд Пройдохи, прошептал Ясень тому на ухо.
– Маргелиус пьёт кровь дракона, - на недоверчивый взгляд трубадура, насмешник ткнул лапкой в сторону устало улёгшегося на пол дракона, закрывшего глаза.
– Погляди на Лютого, после этих вылазок тот выглядит бледным и всё время спит, зато рожа герцога так и сочится самодовольным цинизмом.