Опасная красота. Поцелуи Иуды
Шрифт:
Но мое сердце разрывалось от тоски по этому мужчине, который сейчас, прикасаясь к моему телу окровавленными пальцами, был таким далеким, как если бы находился на другом конце вселенной.
Выплеснув на меня три золотые чаши с кровью, он не ушел — каноник Паган что-то спросил, потом заговорили остальные, и только Анежка Гурович молчала, глядя на Коула с несвойственным ей выражением мечтательной мягкости.
Обряд был проведен, братия в очередной раз убедилась в кристальной чистоте своего духовного лидера, и сестре Гурович оставалось всего лишь по-тихому
Так как Коул был занят беседой с братией — среди этого разговора я несколько раз уловила слово “Иуда”, на меня больше внимания никто не обращал.
С некоторым трудом выбравшись из купели, чуть не подскользнувшись и не загремев на мраморный пол капеллы при этом, я накинула на себя заботливо приготовленную Гурович простыню, на которой тут же проступили буроватые пятна, и направила свои стопы прямиком в душ, который был расположен в раздевалке тринажерного зала полицейского отделения.
Так как было достаточно поздно и рабочий день заканчивался, я даже могла рассчитывать на радость никого при этом не встретить — видок у меня был еще тот.
Но в душевых-то уж точно никого не будет — поздно…
Смешанная с кровью вода стекала с меня в водосток, а я просто стояла, подставляя под тугие горячие струи душа то спину, то грудь.
Сегодня вечером в бордель приедет тот таинственный и долгожданный клиент, которому Эдна Диофант меня обещала. Я буду с ним милой, я буду делать все, чтобы он остался доволен…
Возможно, мне повезет, и он будет хоть чуть-чуть, хотя бы отдаленно похож на одного мужчину с холодными синими глазами, и тогда я смогу представлять на месте этого клиента его…
Затянув на груди махровое белое полотенце, я вышла из душевой кабинки, скрутив волосы в жгут и выжимая из них воду на пол, да так и замерла, точно натолкнувшись на невидимую стену.
Поначалу показалось, что я вижу то, чего нет на самом деле, схожу с ума — мне просто мерещится! Он не мог быть здесь сейчас, просто не мог!
Но он был реален. И он стоял и смотрел на меня таким взглядом, от которого сердце замерло, а потом со всего размаху ухнуло вниз.
Его Высокопреосвященство Коул Тернер в дверях женской душевой, похожий на призрак в своем строгом черном кителе — ни одна пуговица не расстегнута…
И, видя свое отражение в его синих глазах, которые в этот момент язык бы не повернулся назвать холодными или отрешенными, я мягко потянула за край полотенца и отбросила его от себя.
Совершенно обнаженная, с влажной кожей, распаренной горячей водой, я шагнула к нему, подступив вплотную. Соски, мазнувшие по черной плотной ткани его кителя, обожгло, как будто я прижалась к ледяной скульптуре.
Он стоял, как истукан, ни сделав ни единого движения мне навстречу, даже не протянув руки без черных перчаток, чтобы обнять меня, но в глазах клубился туман и я знала, что какие-то секунды разделяют меня от того, чтобы быть смятенной ураганной волной, девятым
Положив руку на плечо кардинала, я медленно притянула его к себе, приблизившись к его губам настолько, что нас разделяли какие-то миллиметры. Какие-то миллиметры от страшной смерти от магии его перстня.
Я чувствовала его дыхание, я тонула в его глазах, упиваясь этими мгновениями… А затем плавно опустилась перед ним на колени.
Агатовые пуговицы не поддавались под моими горячими непослушными пальцами.
Холодная пряжка ремня.
Тугая молния его форменных брюк.
Глядя на него снизу вверх, я облизала губы, чувствуя, что из меня сейчас буквально начнет течь на пол — настолько я была влажная.
В следующее мгновение Его Высокопреосвященство Коул Тернер взялся за печатку на безымянном пальце своей правой руки. Из-под золота тут же выступила кровь. Гримаса боли лишь на мгновение исказила его красивое лицо, и он снял кольцо.
— Отрекаюсь! — сказал кардинал, отведя руку в сторону, разжал пальцы и перстень земледельца, зазвенев, упал на выложенный плиткой мокрый пол душевой.
А на его безымянном пальце, в том месте, где оно было надето, остался страшный бугристый багрово-лиловый рубец, как будто палец откромсали, а затем опять приставили, но не особо аккуратно.
Поймав его руку, я провела по уродливому шраму языком, зализывая, а затем взяла в рот, мягко обволакивая его губами: вверх — вниз, вверх — вниз, наслаждаясь каждым движением и уже предвкушая на этом месте его…
Его восхитительный, великолепный стоящий член, по головке которого я провела кончиком языка, смакуя его вкус. Покрывая его нежными поцелуями, скользнула вниз, к основанию, ни на мгновение не отнимая своих влажных, жадных до него губ. Он был твердым, потрясающе твердым и безумно красивым, таким вкусным — не оторваться…
Чувствуя, как его рука легла на мои волосы, гладя и перебирая мокрые спутанные пряди, я подняла глаза, наслаждаясь затуманившимся взглядом кардинала Коула Тернера.
Упиваясь своей безоговорочной и безраздельной властью над ним, обхватила его член губами, сладко-сладко, медленно втягивая его в рот. Напряженная, горячая головка терлась о мое небо, когда я, не переставая у себя во рту ласкать его языком, изучая и запоминая каждый миллиметр его кожи, опустила пальцы на свои сочащиеся, болезненно-ноющие складочки.
Впитывая его до самой гортани, я прикрыла ресницы, насаживаясь на его член ртом то глубоко, то поверхностно, то сильно, то мягко, понимая, что ничто не стоило этих ощущений, этой бархатной, изысканной нежности и взгляда его синих глаз, в котором наше единение было абсолютным. Понимая, что отныне и во веки веков — это мой, только мой мужчина…
И, изнемогая от слабых толчков, с которыми освободился от дикого напряжения низ моего живота, я ощутила во рту густой, терпкий, прохладный вкус, и в экстазе вобрала в себя до последней капли все, чем так щедро одарил меня Его Высокопреосвященство Коул Тернер.