Опасная любовь командора
Шрифт:
— Видимо, вы опираетесь на богатый личный опыт, утверждая, что некоторые военные совершают очень тупые поступки… — насмешливо протянула я, но шпилька не достигла цели.
Вместо этого командор серьёзно посмотрел на меня и кивнул:
— Именно так. К сожалению, я сам — не исключение и пару раз совершал ошибки, о которых жалею. Установившаяся между нами враждебность — одна из них. С моей стороны было бы мудрее притвориться вашим другом, а потом при первой же возможности выпнуть из части с такой записью в личном деле, с которой никто бы никогда больше не принял вас на службу. Но я предпочёл быть с вами честным, как вы и просили. Что до ваших временных покоев, то обещаю переселить вас в более подходящие. Хотя не
— Спасибо, но в этом уже нет острой необходимости… — растерянно проговорила я. — Я её уже ушила и даже объяснительную на этот счёт написала.
Вот уж не ожидала, что он начнёт… объясняться со мной и разговаривать, как нормальный человек.
— Я рад, что вы в состоянии самостоятельно справиться с бытовыми сложностями. У вас есть какие-то просьбы ко мне?
Просьб было много, но по его тону я догадалась, что он сам хотел меня о чём-то попросить взамен, и на всякий случай решила повременить:
— Нет.
— Ясно. А у меня к вам просьба есть. Я бы хотел, чтобы вы присоединились к остальному личному составу на вечерней зарядке.
— Что? Зачем? В уставе нет ни слова о том, что целители обязаны делать зарядку вместе со всеми.
Командор Блайнер долго смотрел на меня, не отрываясь, а затем сказал:
— Вы могли бы правдиво ответить на один вопрос, гарцель Боллар?
— На какой?
— Какого отношения к себе вы ожидаете после того, как я явно дал вам понять, что не желаю видеть вас на службе в своей части, но вы буквально выкрутили мне руки, воспользовавшись протекцией императора и заставив смириться с вашим назначением? Вы хорошо представляете, как начальники частей относятся к таким назначенцам? Вы отдаёте себе отчёт в том, что формализм — это один из методов ведения войны в армии, и я в нём поднаторел куда лучше вас? Угрожать мне строгим соблюдением устава — очень самонадеянно с вашей стороны. Как и ожидать особых преференций. Это в городе вы дама и нобларина, а здесь, в части у Разлома, вы — моя подчинённая, и я пока не вижу ни единой причины относиться к вам как-то по-особенному. Хотя, возможно, я что-то упускаю из внимания. Поэтому я решил спросить вас напрямую: почему вы ожидаете особенного отношения с моей стороны?
Вопрос застал врасплох. Я широко распахнула глаза, не зная, что ответить.
— Я не ожидаю особого отношения, просто мне кажется, что вы намеренно обращаетесь со мной плохо.
— Это не так. На самом деле я уже три года никому не объяснял свои приказы, не выслушивал претензии из-за недостаточно комфортной комнаты и уж точно не объявлял всей части, что кто-то находится под моей личной протекцией. Несмотря на то, что мне вас навязали, вы уже получаете огромное количество преференций с моей стороны, гарцель Боллар, но даже не осознаёте этого. Заметьте, я не прошу никаких благодарностей, просто элементарного понимания. Очень надеюсь, что вы обдумаете сложившуюся ситуацию и наконец поймёте, что вы в армии, а здесь всё устроено иначе. Однако вместо того, чтобы договориться со мной и дать себе труд разобраться в обстановке, в которой оказались, вы дерзите и обвиняете меня в низком поведении из-за того, что вам дали недостаточно хорошую комнату. Пока я вижу лишь подтверждения своему суждению, что вы абсолютно не подходите для должности, на которую вас поставили. И вы ни единым поступком не попытались меня разубедить. Но это даже хорошо, гарцель Боллар. Мне гораздо приятнее ощущать себя правым, чем признавать,
Он развернулся и ушёл, оставив меня в полнейшем смятении.
Неужели я действительно требовала к себе особого отношения и даже не замечала этого?
Восемнадцатое эбреля. На рассвете
Адель
Как ни прискорбно было это признавать, но кое в чём командор оказался прав. Стоило мне только освоиться в медкабинете, как в него ручейком потекли крепко сбитые, бодрые и пышущие здоровьем военные. Кто с мозолькой, кто с царапинкой, кто с прыщиком.
С одной стороны, хорошо, конечно, что они себе пальцы отрезать пока не додумались, а с другой — я быстро поняла, что элементарную вежливость они принимали за индульгенцию на флирт, подмигивали, расточали улыбки и неуместные комплименты, а некоторые и за руки пытались хватать.
Пришлось принять поражение и начать оставлять открытой дверь в коридор во время приёма.
Я старалась не реагировать на знаки внимания, но недооценила настойчивость некоторых особо рьяных экземпляров. Как только командор удалялся куда-нибудь по делам, они возникали на пороге медблока, словно материализовались из воздуха. К счастью, когда он находился у себя в кабинете, поток страждущих иссякал. Вот только в последние дни Блайнер часто улетал, и поэтому покоя не стало никакого.
— Гарцель Боллар? — раздалось из-за двери. — Разрешите войти?
У двери очередной курсант переминался с ноги на ногу и сжимал в мощном кулаке лохматый, неаккуратный букетик. Этого только не хватало!
— Входите. У вас аллергия? — строго спросила я.
— Нет… — нахмурился он.
— Тогда зачем вы ко мне в кабинет притащили этот аллерген? — указала я на букетик.
Курсант стушевался, порозовел и смущённо кашлянул:
— Это я просто… чтобы вам было приятно.
— Не стоило. И мне НЕ приятно, что вы обрываете на клумбах цветы, — сурово отрезала я. — На что жалуетесь?
— А… да… палец на ноге болит… — посмотрел он на меня ясными, как безоблачное небо, голубыми глазами.
— Разувайтесь и показывайте, — вздохнула я, ожидая увидеть заусенец.
Однако ошиблась. На этот раз курсант пришёл по делу — большой палец ноги воспалился из-за вросшего ногтя, и я едва сдержала нервную улыбку. Так-так, значит, панариций. Наконец-то настоящая работа!
— Ложитесь на кушетку и согните ногу в колене, — указала я. — На спину ложитесь, а не на живот! Вот так. Да не эту ногу сгибайте, а больную!
Когда курсант устроился на кушетке и замер, глядя на меня испуганными глазами, я принялась за дело.
— А вы резать не будете? — с тревогой спросил он, когда я обезболила его палец заклинанием.
— Буду, — ответила я, доставая и обрабатывая инструменты. — Чуть-чуть. У вас нагноение, необходимо почистить. Можно вылечить магией, но поверьте, если сначала вычистить гной, исцеление потребует куда меньше времени и сил.
Курсант отчего-то побледнел и мелко затрясся. Я с удивлением на него уставилась. Здоровенный, выше меня на две головы, ярд в плечах, кулаки как молоты, а боится скальпеля?
Судя по поту, выступившему на гладком белом лбу, курсант скальпеля очень боялся.
— Закройте глаза и не смотрите, — посоветовала я. — Больно не будет.
— А что если вы мне палец отрежете? — с надрывом спросил он, чем вызвал полнейшую растерянность.
— Зачем мне вам палец отрезать? — попыталась урезонить его я, но это оказалось бессмысленно.
Парень находился в том состоянии, когда рациональные доводы уже не воспринимаются.
— При ранениях от кантрада отрезают и ноги, и руки! — выпалил он, резко сел на кушетке и подтянул колени к груди, мужественно закрывая больную ногу руками.