Опасная обочина
Шрифт:
— Чистый, — удивленно хмыкает он.
Стародубцев задумывается, вертит в руках удостоверение и вроде бы не знает, как поступить.
— Может быть, вы сомневаетесь, Виктор Васильевич? — спрашивает Смирницкий. — Примите тогда с испытательным сроком. Ну, скажем, на три дня.
Начальник колонны встает, грузно выбирается из-за стола и начинает вышагивать по видавшему виды зеленому паласу, так что лежащий под ним дощатый настил начинает жалобно поскрипывать. Наконец он останавливается перед
Смирницкий отвечает начальнику таким же спокойным взглядом. Так они глядят друг на друга довольно продолжительное время.
«Ну и долго ты тянуть будешь?» — думает про себя Виктор Смирницкий.
«Ишь ты, в качестве водителя», — усмехается в глубине души Стародубцев.
Затем Виктор Васильевич первым прекращает молчаливую дуэль, круто повернувшись, идет к своему столу и размашисто поперек всего заявления Смирницкого пишет два коротких, но решающих слова: «В приказ». Ставит свою подпись и жирно, подчеркивает написанное.
— Тяжелые машины приходилось водить? — спрашивает начальник…
Смирницкий вызывающе поднимает голову:
— Приходилось. В армии.
— Тем не менее придется пройти стажировку. День или два. К кому из водителей хочешь пойти стажером?
— К Баранчуку, — не задумываясь отвечает Смирницкий.
На следующий день, обутый в валенки и одетый во все ватное и стеганое, с опозданием на час, но не по своей вине, а из-за получения спецодежды, он стоит на трассе у поворота к карьеру и ждет машину Баранчука.
В сиреневой пелене северного рассвета мимо него проносятся машины, мелькают номера, но все не те.
Ага, вот и 00–13. Тяжелый самосвал с ревом останавливается у поворота. Гостеприимно распахивается дверца, и на уровне лба Смирницкого возникают два черных зрачка длинноствольного ружья. И это так неожиданно, что стажер-водитель первого класса вздрагивает, но сразу же берет себя в руки, поскольку он человек современный и отлично понимает, что никто на него покушения не устраивает — тут вам, извините, не Америка, не Соединенные Штаты…
«Да и действие, как видно, не последнее, — усмехаясь про себя, думает Смирницкий. — По крайней мере, в этой пьесе».
Он забирается в кабину и действительно видит, что сдвоенная пушка просто лежит на сиденье, предназначенном для него, Смирницкий поднимает ружье и, сев поудобнее, ставит его между колен. Насмешливо и вопросительно он смотрит на Баранчука. Тот пожимает плечами.
— Так, на всякий случай…
«Ну, конечно, — думает Смирницкий, — вдруг стаду мамонтов его МАЗ придется по вкусу».
Вслух же спрашивает:
— А что, бывают случаи?
— Сколько угодно.
— Какие?
— В основном куропатки. Белые.
Смирницкий — стажер. Дело не слишком почетное, но нужное. Весь день он будет ездить с Баранчуком, возить грунт и приглядываться. Конечно, он мог бы сразу сесть за руль — что тут сложного. Но Стародубцев! Вот же человек, заставил утром завгара провести инструктаж: дескать, лежневка, трасса, специфика Севера, то да се.
Баранчук заезжает в «карман», тормозит и с веселым прищуром смотрит на своего «ученика».
— Пойдем постреляем? — предлагает он. — Я тут одно местечко знаю — пернатые сами на стволы садятся, не пожалеешь.
— Нет уж, — возражает Смирницкий, — тебе доверили мое образование — ты и учи.
Баранчук усмехается:
— Так я тебя стрелять научу. С колена, стоя, лежа. Или навскидку, например.
— Стрелять я и сам умею, — говорит Смирницкий. — Слава богу, два года учили. В том числе и на звук.
— А… на запах?
Смирницкого это начинает раздражать.
— Слушай, — говорит он, — может, поедем, а?
Но Баранчук не хочет ехать. Он хочет поохотиться. Свой потолок он все равно выработает.
— Знаешь что, — говорит ас, — я, пожалуй, пойду взгляну, что там за деревьями.
— А я что, здесь сидеть буду? — ледяным тоном спрашивает Смирницкий.
— Можешь вздремнуть, — предлагает Баранчук. — Хочешь отдохни, покури. Дорога здесь утомительная.
И, взяв ружье у стажера, Баранчук прыгает из кабины в снег и спокойно, неторопливо уходит в лес.
Смирницкий — в бешенстве. Куда подевалась его обычная невозмутимость?! Мальчишка, щенок! Как элегантно унизил! Ну ладно, посмотрим, что дальше будет. Ведь не жаловаться же Стародубцеву!
И он, машинально следуя совету, закуривает. Кстати, привезенные им сигареты в подарок не пригодились. Здесь прекрасное снабжение. Автолавка приезжает раз в месяц, чего там только нет, любая московская комиссионка позавидует: канадские дубленки, японские часы «Сейка» и зонтики, французские духи даже… Ничего не скажешь — ударная стройка! Очередь на «Жигули»-шестерку не более года.
В лесу бухнули два выстрела — дуплетом. А минут через десять появился Баранчук — действительно с довольно большой белой птицей в руке: куропатка, нет ли — Смирницкий в этом деле не смыслил.
Баранчук прыгнул в кабину, подержал на весу добычу и критически ее оглядел.
— Хорошая курица, — похвалил он себя. — Вечерком дядя Ваня что-нибудь из нее сочинит, он мастер.
Их самосвал с ревом поднимается в гору из карьера. Грунт с верхом переполнил кузов, машина идет тяжело, с натугой. Наконец они вырываются на лежневку, начинается адская гонка среди кедров и сосен по методу Баранчука.