Опасная тайна зала фресок
Шрифт:
Дым от бесчисленных самокруток Самю висел неподвижными синеватыми нитями. По словам Раффина, в другой жизни эта опытнейшая тоннельная крыса работал врачом неотложки. [70] Впрочем, тщательно оберегаемая личная жизнь Самю оставалась для посторонних тайной за семью печатями.
Это был высокий, тощий, нервный мужчина лет сорока пяти с прилизанными гелем седеющими волосами, зачесанными назад и падавшими на воротник. Его отличала свинцовая бледность человека, проводящего жизнь под землей, и мучнисто-серое, изрытое следами юношеских прыщей лицо. Большой, указательный и средний пальцы правой руки пожелтели от никотина. Джинсы и футболка болтались на костлявом теле как на вешалке. Казалось, он не мог высидеть
70
САМЮ (SAMU) — служба неотложной медицинской помощи во Франции.
— На самом деле вы не хотите идти один, — твердил он, словно вдалбливая новичку технику безопасности или читая предупреждение на пачке сигарет о смертоносном воздействии никотина. — Заблудитесь — хрен выберетесь. Будете бродить там неделями. Опять же можно нарваться на нежелательную встречу. Большинство диггеров — нормальные ребята. Ходить по катакомбам — забава пополам с адреналином. Что-то новенькое. Находишь под землей комнату, зажигаешь свечи, куришь травку, слушаешь музыку. Те, кто рисует граффити, тоже ничего. Увлеченная молодежь. Довольные, как поросята в грязи, при виде девственных стен без единой буквы. Но там шатаются наркоманы. Вам очень надо валяться с перерезанной за десять сантимов глоткой? Я уже не говорю про тоннельную полицию, заметут — не расплатитесь. Размер штрафа знаете? — Сделав последнюю затяжку, Самю растянул губы в улыбке. Дым просачивался наружу через зубы в коричневых пятнах. — Поэтому вы не хотите идти туда один.
Энцо и вправду не хотел.
— И все же я пойду.
Решение за него приняла Мадлен. Самю не мог понять, почему Маклеода так тянет в катакомбы, а Энцо не собирался его просвещать.
Взглянув на Раффина, диггер пожал плечами.
— Похороны за ваш счет, — сказал он и, отвернувшись, склонился над столом, роясь в ворохе самодельных карт. — Я дам вам три схемы. К чему вас запутывать? — Разгладив первую карту, он положил ее поверх остальных. Схема называлась «Главная аллея Люксембургского сада (север)». Зажав самокрутку влажными губами, Самю, щурясь от дыма, пошарил в карманах, выудил красный фломастер и снова нагнулся к карте, рассыпая пепел и смахивая его тыльной стороной ладони. — Вот это главная карта. Не вздумайте отклоняться от маршрута, иначе вам хана, ясно? Здесь лабиринт, если заблудитесь, то с концами. Многие тоннели замурованы по приказу властей. Ну, мы кое-где пробили лазы… — Он смерил Энцо взглядом. — Но вы у нас человек широкий, можете и не пролезть. Дыры узкие, для парней вроде меня.
Он взял фломастер и провел жирную красную черту вдоль тоннеля, идущего с севера на юг.
— Это главная аллея Люксембургского сада. Большинство попадают туда из самого сада через пару тайных ходов.
Власти отрицают их существование, но, будьте покойны, существуют, и еще как. Проблема в том… — Он снова посмотрел на Энцо. — В общем, сомневаюсь, что вы сможете перелезть через ограждение. В общем, выбираем другой путь. — Самю снова повернулся к карте. — Пойдете вот здесь прямо. Это очень легкий маршрут. Никуда не сворачивайте, пока не придете сюда. — Кончик фломастера повис над перекрестком, откуда отходила штольня на запад. — Если пройдете мимо, вскоре поймете, потому что упретесь в тупик. Там строят многоуровневую подземную парковку.
«Как раз на такой меня пытался убить Диоп», — подумал Энцо.
— Здесь вы будете метрах в десяти под землей. Ниже пятнадцати все равно не спуститесь… — Фломастер изменил направление, очертив поворот. — Продолжайте идти на запад. Не ошибетесь. Никуда не сворачивайте, следуйте моему рисунку, пока не придете сюда… — Самю придвинул вторую карту, озаглавленную «Штольни картезианцев». — Здесь все расчерчено более подробно. Видите, слева вверху немецкий бункер, ниже — штольни, пробитые монахами. Вот здесь Фонтан картезианцев, такая большая пустая комната с каменным резервуаром посредине для сбора воды, стекающей
71
Лазы, низкие подземные ходы (фр.).
Самю скатал себе новую самокрутку. В свете настольной лампы Энцо видел только его руки, быстро и ловко манипулировавшие бумажным листочком и табаком. Голос Самю, казалось, исходил из темноты, окружавшей пятно света на столе.
— В любом случае главное для вас — не заблудиться. И вы не заблудитесь, если будете держаться красной линии.
После краткой прогулки по катакомбам под площадью Италии Энцо вполне представлял, чего ожидать. Низкие полукруглые тоннели, холодный и влажный зловонный воздух, темнота, клаустрофобия. Он в полном одиночестве добровольно пойдет в ловушку, подстроенную женщиной, похитившей его дочь. Это было безумием — все козыри на руках у Мадлен. Маклеод даже не планировал, как будет действовать, оказавшись внизу. Тягостная безнадежность опустилась на плечи, окутав его, словно плащом, но другого выхода не было — он должен идти до конца.
— О’кей, вот здесь вы входите. — Придвинув схему Люксембургского сада, Самю, зажав зубами дымящуюся самокрутку, повел красную линию на карту картезианцев через верхний правый угол. — И идете вот этим окольным путем, примерно под улицей Огюста Компта. В восемьдесят восьмом там все замуровали, но в девяносто втором мы пробили лаз. Многие пролезали, может, и вы просочитесь. — Вернувшись к карте с подробным планом бункера, Самю довел окольный маршрут до верхнего правого угла. — О’кей? Вам ясно, где мы?
Энцо кивнул.
— Так, вот вы дошли до бункера. Здесь начинается полный трындец. Черт ногу сломит в такой неразберихе. — Самю аккуратно провел зигзаг — сперва на юг, затем на запад — в невообразимой путанице петель и загогулин, закончил линию маленьким красным кружком и торжествующе заявил: — И вот он, Зал фресок. — Энцо едва видел его ухмылку через густой дым. — То еще местечко. Вроде наркотического глюка.
Энцо подумал, что все это безнадежное предприятие один сплошной… В смысле, в страшном сне не приснится.
— Сколько времени это у меня займет?
Самю пожал плечами:
— Минут тридцать — сорок, смотря как пойдете. Может, быстрее, а может, и дольше. — Он пододвинул к себе три прозрачных пластиковых папки. — Я положу схемы сюда, чтобы не расплылись от сырости. После такого дождя воды внизу будет по колено. Берегите их как зеницу ока, друг мой, — изрек он, засовывая карты в защитную оболочку, — ибо от них зависит ваша жизнь.
II
Мраморная женщина с поднятым мячом стояла, опираясь на левый скат остроконечной арки, нечувствительная к потокам дождя, сверканию молний и раскатам грома. В ее полной безмятежной уверенности улыбке Моны Лизы чудилось нечто стоическое. Сидя в темном кабинете Раффина, Маклеод с завистью смотрел на нее в окно, желая обрести спокойствие мраморной статуи. Ему было очень страшно. Больше, чем когда-либо в жизни. Он боялся за Кирсти, боялся того, что с ней, возможно, уже случилось. Опасался нехватки мужества и сил, чтобы изменить ее — и свою — судьбу. Капли дождя, стекая, оставляли следы на стекле, похожие на дорожки от слез, и в свете уличных фонарей тени этих дорожек ложились на щеки Энцо.