Опасное молчание
Шрифт:
Христина Царь, как успела заметить Ганна, в церковь не ходила, икон в ее комнате тоже не было, чем она еще больше расположила к себе Ганну.
В ясный солнечный день, когда деревья, покрытые золотыми листьями, от легкого дуновения ветра осыпались, Ганна и фельдшерица направились в село Хвошу, откуда была родом Христина Царь.
— Поверьте, панна доктор, зря мы тащимся в такую даль. Три раза я там была, а мало кто прививку согласился сделать. Вот посмотрите, зря…
— Я обязана там побывать, — возразила Ганна, — познакомиться с жителями, осмотреть
Когда смотришь на село от темно-серой ленты шоссе, кажется, что бревенчатые домики, словно теряя последние силы, карабкаются ввысь, чтобы вырваться из тесных объятий коричнево-бурых скал с беспорядочно разбросанными кривыми соснами.
Наконец Ганна и ее спутница, благополучно минув отвесный обрыв, добрались к первому дому.
Ганна постучала в дверь, но никто не отозвался. Она постучала настойчивее.
На порог вышла полногрудая хозяйка в вышитой кофточке.
— День добрый, — поздоровалась Ганна.
— Слава Исусу Христу! — ответила хозяйка.
— Я ваш новый врач, — улыбнулась Ганна. — У вас в доме все здоровы?
— Хвала богу, здоровы, — кивнула женщина, вытирая о фартух мокрые руки и косясь на фельдшерицу.
— У вас трое детей. Им надо сделать прививку против оспы.
Из-за спины хозяйки выглянула морщинистая старуха с запавшими щеками. Она молча втолкнула свою дочь в хижину и закрыла дверь на засов.
— Чуете, Ганна Михайловна, теперь хоть из ружья пали, не откроют! — безнадежно махнула рукой фельдшерица.
— Нет, воевать я не намерена, пойдемте в сельсовет.
Однако, пройдя мимо двух тихих гуцульских дворов, Ганна вдруг задержалась возле распахнутых новых ворот. На изгороди из перевязанных лозой кольев дрожали на осеннем ветру два глиняных кувшина и сохли детские пеленки.
— В доме есть хворый, — в ответ на недоумевающий взгляд промолвила фельдшерица.
— Откуда вы знаете?
— И ворота, и двери, окна — все настежь! Это чтоб хвороба выходила. Тут так… Люди верят, что на свете владычествует нечистая сила.
— Можно подумать, я очутилась в шестнадцатом веке, — так и застыла в недоумении Ганна. — Христина Ивановна, войдемте.
Фельдшерица смекнула, что молодой газда [11] отсутствует, потому что этот сатанист сразу бы доктора позвал…
Один случай всплыл в памяти, и Христина Царь вновь увидела перед собой коренастого весельчака и балагура лесоруба Михася Чеха, который позапрошлой осенью демобилизовался из Советской Армии и женился на самой красивой девушке в селе — Софийке, прождавшей его три года.
11
Хозяин.
Еще до свадьбы он нечаянно покалечил пилой палец на руке. И вот, делая ему перевязку, Христина Царь осторожно повела такой разговор: дескать, братчику, скоро на людей обрушится небесная кара, и спасутся только те, кто останется верным богу Иегове… Кто верит в Иегову —
В ответ молодой гуцул только захохотал во все горло, и смех его, подхваченный ветром, разнесся по лесу, ударился о скалы и потонул в шуме реки… Испугалась Христина, выбежала из лесу, на ней лица не было… Ждала, не иначе лесоруб в район донесет, да нет, все, к счастью, обошлось…
Когда женщины вошли в дом, с низкого табурета встал очень старый гуцул в сиряке и армейских брюках (внук Михась подарил брюки — носи, дедусь, на здоровье!) и, отложив овчину, которую выделывал, шагнул навстречу гостям.
— Я ваш новый врач, — тихо, но внушительно представилась Ганна. — Кто у вас болен?
Старик был совершенно глухим, но, встретив открытый и чистый взгляд Ганны, развел сухими, как осенние вербы, руками:
— И чем завинилась наша Дзвиночка перед богом?..
Ганна раздвинула занавеску и увидела в колыбели ребенка, который, запрокинув головку, с хрипом ловил ротиком воздух.
Глотая слезы, над ребенком склонилась еще совсем молодая мать.
— Когда девочка заболела? — спросила Ганна, поспешно доставая из чемоданчика термометр и стетоскоп. — Это очень важно, прошу вас, вспомните, сколько прошло дней с момента начала болезни.
— Сразу как уехал в Мукачево мой муж… Уже пятый день, — сквозь слезы проронила мать, не противясь тому, что доктор выслушивает девочку.
— Сколько месяцев дочке?
— Годик… — теперь лицо матери выражало не только тревогу, но и нетерпение поскорее облегчить муки ребенка.
«Да, очень поздно… тяжелая форма», — подумала Ганна.
— Ой, не делайте укол! — взмолилась мать.
— Надо, милая, надо…
Ганна ввела сыворотку. Тревожное раздумье, и на минуту Ганна теряет самообладание от страха: ребенок задыхается… Неужели понадобится операция?
— Доктор… — холодеет мать. — Она умрет?..
— У вашего ребенка дифтерия гортани и дыхательных путей, — Ганна чувствует, как дрожит ее голос. — Это очень опасно… Надо немедленно в больницу.
— Нет! Не дам! — истерично вскрикнула мать. — Господь не оставит нас…
— Милая, поверьте, я хочу спасти вашу девочку, — со всей силой убеждения обнадеживала Ганна. — Теперь уже минуты решают жизнь ребенка. Умоляю вас, поверьте мне…
«У, сатанистка, как унижается… А когда Сойчиха хотела эту самую «товаришку докторку» отблагодарить курочкой и парой десятков яиц, какую из себя баронессу-гордячку показала: «У нас лечение бесплатное…» — так и кипела злобой фельдшерица. — А ко мне как привязывается: «Вы обязаны, Христина Ивановна, обращать внимание на свою внешность. Одеваться чисто и опрятно…» А чтоб тебя вода взяла! Скоро, скоро вам, слугам сатаны, всем конец наступит!..»