Опасное молчание
Шрифт:
— Ирина, у нее же новое пальто, — с укором возразила подруге однокурсница Леси, стройная черноокая Наташа, похожая скорее на грузинку, чем на украинку.
— Тем более надо обновить! — звенели повелительные нотки. — Ха-ха-ха!
Ирина была дочерью известного хирурга. Всегда с ярко накрашенными губами, порхая в лучах отцовской славы, она стяжала в университете незавидную славу стиляги. Девушка первая когда-то появилась в аудитории в ошеломляющих чулках с черной пяткой, а позже — в платье «без плеч». Только лишь стали носить «японки с ластовицей» и
И, надо отдать справедливость, она производила иногда фурор своими нарядами. Многие в университете считали, что Ирина прекрасно одевается и у нее тонкий вкус. И хотя говорят, что о вкусах не спорят, Леся наперекор этому правилу однажды крепко поспорила на комсомольском собрании. Она говорила, что иной раз Ирина является на лекции в неприлично крикливых платьях, которые оскорбляют девичью стыдливость.
Вот этого и не могла простить Лесе Курпите развязная Ирина, с острым как бритва языком.
Желая уязвить Лесю тем, что та всегда носит, сменяя одну другой, две вышитые гуцульские кофточки и домотканую юбку, выкрашенную в темно-синий цвет, она злорадно дала прозвище девушке — «Дитя гор». Но поэтическое имя так шло смуглолицей гуцулочке, что в устах товарищей «Дитя гор» звучало, вопреки желанию Ирины, как ласка.
— Нас ждут, Наташа! Мы же опаздываем… — громко упрекнула Ирина, видя нерешительность подруги. — Бог мой, не сахарные, не растаем под дождем!
— Тебе хорошо, у тебя плащ, — возразила Наташа.
— Но твои кудряшки после небесного душа станут еще прельстительнее. — И вдруг сквозь сдавленный хохоток Леся услышала уже в свой адрес: — Шик, блеск, красота! Взгляни, Наташа, как гармонируют ее туфли с этим модным пальто!
Прошуршав заграничным плащом ядовито-зеленого цвета, Ирина проскользнула мимо Леси и выскочила под дождь, увлекая за собой Наташу.
«Переживать из-за стиляги? И не подумаю. Просто непонятно, что ее привело на наш факультет? Разве такая сможет учить других, если сама так неправильно живет, если сама такая чужая, далекая людям… Чиненые-перечиненные туфлишки никак не подходят к моему новому пальто, это я и без тебя знаю. Но пока не могу выкроить из своей стипендии на новые туфли. И так попросила маму прислать мне недостающих денег на пальто…»
Деревья стряхивали капли дождя, когда Леся перебежала мостовую и торопливо зашагала вверх по аллее парка. Она уже приближалась к белой беседке, недалеко от здания банка, когда вдруг увидела под деревянной скамейкой черную дамскую сумку. Громко окликнула — может, услышит тот, кто ее потерял.
Но никто не отозвался. Тогда Леся вынула из сумки запечатанную пачку пятирублевок, паспорт и небольшую продолговатую пенсионную книжку. Перелистав паспорт, Леся узнала, что сумку с деньгами и документами потеряла жена погибшего полковника. У нее пятеро детей и старики — родители мужа. Живет она в районе Высокого Замка, на
— Да, лет ей примерно столько, — взволнованно шептала Леся.
С фотографии на паспорте грустно смотрела болезненная, еще не старая женщина, совсем не похожая на Наташу, однокурсницу Леси.
«Надо сейчас же вернуть сумку», — подумала Леся.
Она побежала по аллее назад, в сторону главней почты, где проходил трамвай, поднимающийся в район Высокого Замка.
Через тридцать минут Леся позвонила в дверь квартиры на втором этаже.
Двери открыла худенькая темноволосая девочка с заплаканным личиком.
— С мамой был припадок. А теперь лежит и плачет. У нас…
Вдруг девочка смолкла, лицо ее просветлело, и, подпрыгнув от радости, она бросилась в комнату, оставив Лесю в коридоре у раскрытых дверей.
— Мамочка!.. Там… твою сумку принесли!
Как светло, как радостно на душе, если ты можешь помочь человеку в беде.
Леся сидела напротив дивана, где лежала женщина, окруженная домочадцами.
— В банке было душно… Вышла, присела на скамейке в парке… а потом уже не помню, как добралась домой, и сразу этот припадок… Не знаю, чем мне отблагодарить вас, милая девушка.
— За что же? — смущенно краснела Леся. — Только, извините меня, пожалуйста, я взяла в вашей сумке… тридцать копеек на трамвай.
В комнату вошла Наташа.
— Так вот ты какая, наша Дитя гор? — сказала она, обнимая Лесю.
— Какая? — вконец смутилась Леся.
— Честная.
— Ты поступила бы иначе?
— Думаю, что нет.
В разговор вмешалась младшая сестренка Наташи, открывшая Лесе дверь.
— Один раз в хлебном магазине я тоже потеряла целых двадцать пять рублей. Кто-то бессовестный поднял и не отдал. Ой, как я плакала-а-а! — и, прильнув к гостье, девочка убежденно заключила: — Я тоже буду, как вы.
Потом девочка спрятала ключ от входных дверей, чтобы Леся не ушла. Волей-неволей пришлось остаться обедать в этой большой гостеприимной семье.
— Наталка, а ты почему не ешь борщ? — спросила старушка.
— Нет аппетита, бабушка, — ответила Наташа и отставила тарелку.
— Неприятности? — встревожилась мать.
— Да что ты, мамочка! Все хорошо.
Обед близился к концу, когда в передней раздалось несколько нетерпеливых звонков.
Ирина влетела в комнату, как вихрь, сразу даже не заметив Лесю.
— Нет, такой дурочки я еще никогда не видела! Лидия Ивановна, да хоть вы внушите Наташке! У нее талант! Ее ждет слава! Боже, если бы мне ее фигуру, лицо, голос! Ну что ей даст этот исторический факультет? Ушлют работать учительницей куда-нибудь в село! А ей предлагают… В нее влюбился знаменитый…
И вдруг, заметив Лесю, смолкла. Негодующе посмотрела на Наташу.
Леся, питая к Ирине взаимную неприязнь, заторопилась уходить.
— Посидите, — попросила хозяйка.
— Не уходи. Что ты там в общежитии не видела? — удержала за руку Наташа.