Опасное молчание
Шрифт:
Каждый день Ленька оставался после уроков в школе.
— Вот видишь, Скобелев, как получается, — огорченно замечала Клавдия Романовна. — Прогулял, а теперь твои товарищи на катке, на лыжах ходят, а мы тут с тобой после звонка сидим.
За другой партой сидела Рита Лютикова, мечтательно устремив взгляд на окно, разрисованное морозными узорами.
— Уже решила? — спросила учительница, подойдя к ней.
— Не получаются у меня примеры, Клавдия Романовна, — капризно проныла Лютикова. — И разве обязательно я должна решать? Ведь я не буду изобретательницей, — она посмотрела в сторону
Молодое красивое лицо учительницы стало задумчивым. Она присела рядом с девочкой и пристально посмотрела на Лютикову, точно увидела ее впервые.
— Хорошим артистом никогда не может стать человек неграмотный и невежественный, — тихо сказала учительница. — Если ты, Рита, не закончишь среднюю школу, тебя не примут в театральный институт. А мне очень хочется, чтобы ты стала артисткой.
Открылась дверь, и в класс вошел Василий Васильевич.
— Клавдия Романовна, — проговорил он, — зайдите, пожалуйста, в учительскую, вас зовут к телефону.
Когда за учительницей закрылась дверь, Василий Васильевич подошел к Леньке, заглянул в его тетрадь и сказал:
— Молодец! Хорошо! Ведь можешь, даже очень хорошо можешь! Раз так усердно взялся за учебу, из тебя непременно выйдет хороший изобретатель! — Потом, как бы между прочим, обронил: — Придется просить кого-нибудь другого из учителей заниматься дополнительно с вами, а то ведь у Клавдии Романовны маленький ребенок, а, вы ее тут задерживаете.
— Я уже могу сам, Василий Васильевич… Я и задачи, и примеры понимаю, — без колебаний заявил Ленька.
— Отлично. А Лютикова как?
— Я не понимаю арифметики, Василий Васильевич. Такие непонятные примеры…
— Дай-ка я погляжу, что тут мудреного. Ну, конечно, ты, должно быть, таблицу умножения не знаешь, а то давным-давно решила бы их. Совсем пустяковые примеры.
— Я учила таблицу умножения и забыла, — смущенно призналась Рита.
— А вот ступай домой, хорошенько поучи и никогда уже не забывай. Бери пример с Леонида Скобелева.
Ленька и Рита торопливо сходили по лестнице к раздевалке, когда услышали позади себя быстрые шаги и звон ключей.
— Скобелев! — окликнула Леньку сторожиха школы, — беги скорее в кабинет к Василию Васильевичу, там тебя к телефону! — и Ленька прочел в ее добрых серых глазах удивление.
Леньку — к телефону! Такого еще не было никогда в жизни. «Конечно, это он!» Ленька сразу узнал голос «изобретателя».
— Нет, дядя, я сам решаю, — волнуясь, кричал в трубку Ленька. — Учусь? Я стараюсь. Пока еще «очхоров» нет, но будут, вот увидите, будут!..
И только повесил трубку, как спохватился, что опять не узнал адреса изобретателя. А Василий Васильевич, пряча улыбку, проговорил:
— Он ждет тебя с дневником в конце этой четверти.
Вдруг Ленька вспомнил, что до сих пор еще не вернул пуговиц Таниной бабушке, и от этой мысли его словно в кипяток посадили. Он хотел помчаться к Федьке, не забегая домой, однако вспомнил, что утром мама просила его быть дома ровно в два часа дня, потому что придет дворник и будет вставлять стекло на кухне. Ленька решил сначала выполнить поручение матери, а затем уже встретиться с Федькой.
«Вот скандал будет, если Федька эти пуговки успел отдать дядьке
Ленька и не подозревал того, что «изобретатель» был не кто иной, как Сергей Миронович Киров. И меньше всего он мог подумать, что пуговицеотрывалка так заинтересовала и встревожила Кирова.
А между тем в Смольном, в большом и светлом кабинете Сергея Мироновича сейчас сидели очень солидные люди. Среди них были известные изобретатели, ученые, инженеры, педагоги, два директора крупнейших заводов, руководители комсомола. Пригласил Киров на это совещание и старых кадровых рабочих.
Кто знает, не возгордился ли бы Ленька, увидев, с каким интересом эти серьезные люди разглядывают его пуговицеотрывалку.
— Да, сделано с головой, — не шутя заметил сухощавый высокий старик в мягких оленьих пимах, осторожно положив обратно на письменный стол Ленькино «изобретение».
— А вот товарищ Рубкин, — показал головой Сергей Миронович в сторону Федькиного деда, который стоял около соседнего стола и рассматривал образцы апатитов, привезенных недавно Кировым с Кольского полуострова, — так он лично знаком с юным «изобретателем».
— Что верно, то верно: честь имею лично знать «мастера-изобретателя», — шутливо отозвался дед Федьки. Но от проницательных глаз Кирова не укрылась какая-то большая озабоченность, сковывавшая старика.
Вскоре совещание началось. Киров рассказал собравшимся о мечте школьников Лени Скобелева и Феди Рубкина смастерить такой корабль, чтобы он и по земле ездил, и по воде, и под водой, и даже летал, как самолет!
— «Летучий голландец», — насмешливо обронил кто-то. — Фантазия.
Эти слова прозвучали едва слышно, но чуткий слух Кирова уловил их. Подумав, он сказал:
— Да, если верить легенде, моряки, повстречав на своем пути корабль, который проносился мимо как на крыльях, в ужасе падали на колени, моля бога о спасении. Они считали, что «летучий голландец» — предвестник гибели. Я думаю, ныне советский народ не испугается, если однажды со стапелей Балтийского завода сойдет этакая стотонная махина и на подводных крыльях помчится по воде со скоростью… Ну, скажем, со скоростью в сто, двести, триста километров в час. Мне возразят: эка, чего захотел? Пустая фантазия! Мечта! Но теперь каждый школьник знает, что молния — это электрический разряд. А когда-то… Надо мечтать! Я готов повторить тысячу раз страстные ленинские слова: «Мечта — крылья науки!» И это очень хорошо, что наши дети умеют мечтать. Для осуществления своей идеи у мальчуганов не оказалось материалов и инструментов. Тут они и начали «изобретать», как бы все это приобрести.
При этом Киров показал глазами на пуговицеотрывалку.
— Хулиганство! — сердито пробурчал, обращаясь к Рубкину, молодой человек с надменным выражением лица. — Замкнуть бы их в детскую исправительную колонию, так у них сразу бы эта «изобретательская» дурь из головы улетучилась.
— Тебя бы самого туда замкнуть! — хмурясь, огрызнулся Рубкин. — Э-эх! А еще воспитатель молодежи!
Эта перепалка заставила обернуться сидящего впереди них полного человека в пенсне на тонком длинном носу.