Опасное поручение
Шрифт:
***
— Вы опять за свое, Владимир Сергеевич?! — не удержался от порицания Кондрат, узнав про дуэль.
Я лишь пожал плечами. Объяснять ему мне ничего не хотелось.
Но слуга не унимался.
— Да что ж это делается такое! Слава Богу, матушка ваша, Вера Михайловна, этого не видит. Уж она не допустила бы этого. Ведь обещали же больше не драться. Обещали! А теперь опять за старое. Поберегли бы вы себя, барин. Не ровен час ранят вас или убьют, не дай Боже, что тогда будет? Ничего хорошего не будет! Ведь Вера Михайловна просила беречь вас, а
— Хватит причитать как попадья перед кошелем. Не твоего ума это дело.
— Конечно не моего, куда уж нам. Да только не бережете вы себя, Владимир Сергеевич, совсем не бережете. Зачем это кровопролитие? Вот я понимаю, дать обидчику в глаз, что б ему не повадно было, но стреляться, людей губить — разве можно так вот просто?
— Хватит! Тебя забыл спросить! — прикрикнул я на Кондрата. Он обиженно замолчал, но ненадолго: — Тогда я с вами поеду.
— Ладно, только под ногами не путайся.
Велев слуге проверить пистолеты, а потом сходить за ямщиком Яковом, я умылся и переоделся. Потом написал письма нескольким дальним родственникам, так как от дуэли на пистолетах можно ожидать всего чего угодно. Шансов умереть гораздо больше у того, кто стреляет вторым. То есть останешься ли ты живым или умрешь — во многом зависит от жребия. Вот рубка на саблях — это не дело случая. Там многое зависит от умений, знаний, качеств фехтовальщика. Поэтому я всегда стрелялся неохотно, но всё равно никогда не уклонялся от подобных предложений.
В таких заботах прошел примерно час. В пять часов вечера слуга объявил:
— Яков уже ждет, Владимир Сергеевич.
— Хорошо. Отнеси пистолеты в карету.
Я оглядел напоследок свою комнату. Кто знает, может быть, в нее больше никогда не вернусь? Всё возможно. Но я обещал Старосельской найти убийцу ее отца, и никто мне в этом не сможет помешать. Даже дуэль с господином в сером сюртуке с холодным и насмешливым взглядом.
***
Стреляться мы договорились на окраине Москвы, в тихом и живописном месте в окружении деревьев. Я прибыл туда как раз к условленному сроку, то есть к шести вечера.
Бубенцов и его спутник уже находились там. Они неторопливо прохаживались возле своего экипажа. Когда я вышел из кареты и подошел к ним, мой противник сказал с холодной усмешкой:
— Добро пожаловать, господин Версентьев.
Его тон мне совершенно не понравился, но я постарался скрыть свои чувства, только мрачно кивнув ему головой. Я хотел ещё раз вслух проговорить условия дуэли, чтобы не было никаких спорных моментов, но спутник моего визави, господин Ахрамеев, вдруг засунул себе в рот два пальца и громко свистнул, да так, что ему, клянусь, мог бы позавидовать даже былинный соловей-разбойник.
Признаюсь, от этого свиста я опешил, замер на месте, так это вышло неожиданно. На поляне тут же появилось человек десять вооруженных мужчин. Из-за простой крестьянской одежды их можно было бы принять за обычных землепашцев, но сабли, пики, топоры, кинжалы и пистолеты свидетельствовали, что они занимаются
Вначале я подумал, что мы попались банде грабителей, которые время от времени появляются в окрестностях Москвы, пока их полиция не переловит, да не сошлет на каторгу. Только потом до меня дошло, что это засада.
Но почему Бубенцов так поступил? Испугался? Да, иногда встречаются дворяне, в жилах которых течет, наверное, не благородная кровь, а болотная вода.
Я попятился назад к своей карете, но её уже окружили со всех сторон. Ямщик Яков и Кондрат сидели на козлах, настороженно рассматривая нападавших.
Мой взгляд коснулся Бубенцова, стоявшего от меня теперь метрах в десяти. Его лицо искривила злорадная ухмылка.
— Значит, ротмистр Версентьев, хотели дуэли? А ведь ещё Екатерина-матушка запретила их, не так ли? Будет теперь вам наказание, сударь, будет…
Я заставил себя презрительно улыбнуться.
— Разве можно другое ожидать от человека, не имеющего представление о дворянской чести?
Лицо Бубенцова исказилось от ярости.
— Не вам меня учить! Не вам! Да и поздно вам давать нравоучения. Подумали бы о вечном, ведь вы сейчас умрете.
Это не было пустой угрозой. Я был один, если, конечно, не считать Кондрата и ямщика Якова, а противников — больше десятка.
Но мне приходилось бывать и не в таких переделках. Даже из самого, казалось бы, трудного положения всегда можно найти какой-нибудь выход. В конце концов, никто не мешает умереть с честью. Поэтому я, медленно пятясь к карете, постарался сохранять хладнокровие. Отступать было некуда — нужно драться.
Прежде чем я успел достать пистолеты, раздался выстрел, и пуля просвистела у меня над головой. Это заставило меня поторопиться: я быстро вооружился пистолетами. Однако, это не остановило нападавших. Они осторожно приближались.
Я, не медля больше ни одной секунды, прицелился в Бубенцова и выстрелил, в надежде его убить. К сожалению, я промахнулся. Второй пистолет пришлось разрядить в неожиданно появившегося слева от меня разбойника, размахивавшего огромных размеров топором. Пуля попала ему в грудь, и он рухнул на землю.
Тут вдруг рядом со мной раздался оглушительный выстрел, как будто бы дала залп целая артиллерийская батарея. Сквозь дым я увидел, что трое нападавших упали, а остальные отшатнулись от кареты.
— А ну подходи ещё! — в двух шагах от меня стоял Кондрат с пистолетом в одной руке и с моей саблей — в другой. У его ног сиротливо лежал мушкетон. Из него он и сделал такой ошеломляющий выстрел.
Неугомонный Кондрат зачем-то прихватил с собой мушкетон, который нам очень пригодился. Наши шансы остаться в живых заметно увеличились. Нападавших, вместе с Бубенцовым и его товарищем Ахрамеевым, оставалось восемь человек. Нас трое. К счастью, у меня теперь была моя сабля, взятая предусмотрительным Кондратом. Кроме того, сам слуга тоже не был безоружен, как и его приятель ямщик Яков, вооружившийся топором.