Опасные тропы
Шрифт:
— Не может быть… Васюкевич — я.
— Нет, — Пчелин иронически улыбнулся, — с этой версией придется покончить, лесничего знали слишком много людей, и вы должны понять: настаивать на вашей легенде просто глупо. Вот здесь дело покойного Васюкевича, в котором имеются фотоснимки — вы даже не похожи на него. Экспертиза, произведенная еще в Красногорске, установила также, что ваши фото наклеены весьма искусно на документы Казимира Васюкевича. Итак, настаивать на этой версии бесполезно. Еще раз повторяю вопрос: ваше настоящее имя?
Вдруг Пчелин с изумлением откинулся на спинку стула: с задержанным произошла странная метаморфоза — его физиономия мгновенно деформировалась, углы губ опустились, лоб покрылся густой сетью глубоких морщин, глаза потухли, стали безжизненными и весь он
— Пашка-инвалид?.. — с удивлением произнес полковник, входя в кабинет.
— Я, — задержанный повел в его сторону безжизненным взглядом.
Полковник прошел к столу, сел сбоку, сказал Пчелину:
— Продолжайте, товарищ капитан.
— Итак, кто же вы? — повторил свой вопрос Пчелин, он догадался, в чем дело.
Тот указал пальцем на полковника:
— Они знают…
— Давайте кончать и эту комедию, — сказал Пчелин. — Вот показания Степаниды Сафроновой. Она утверждает, что вы не сын ее Павел, а совершенно неизвестный ей человек. Ее заставили назвать вас сыном под угрозой. Ей сказали, что если она не согласится на эту комбинацию, уничтожат ее настоящего сына, который будто бы находится в руках американских властей. Как мы установили, сына Степаниды Сафроновой в действительности давно нет в живых, он «на всякий случай» ликвидирован, очевидно, по вашей же просьбе, ведь его смерть давала вам возможность чувствовать себя в безопасности, тем более что в поселке завода настоящего Павла Сафронова никто не знал, достаточно было свидетельства самой Степаниды. Вот ее показания, можете ознакомиться.
— Нет, нет, неправда, — возбужденно и невнятно забормотал задержанный. — Вы сами придумали всю эту историю и заставили мою бедную мать подписать. Я — Павел Сафронов.
— На этой легенде вы окончательно погорели, — вмешался полковник Соколов. — Пора бы понять это, Крафт. Слушайте меня внимательно. В поисках врага там, на «Красном Октябре», я шел к вам не от Степаниды Сафроновой, а от вас самих. Да, да. В конце концов мне стало ясно: иностранную разведку информирует агент, близкий к семье Брянцевых. Это был не лже-Ельшин, вообразивший себя резидентом разведки, а кто-то половчее, кто направлял и деятельность самого Ельшина, пользуясь возможностью быть обо всем осведомленным, в то же время не привлекая к себе внимания вследствие какого-то удачного прикрытия. Кто же был ближе всех других к семье директора Брянцева? Такими людьми были Степанида и вы. Подозревать Степаниду оснований не было, но вас… Вы превосходно играли, Крафт, но никого другого все равно не было! Я проверил возникшее у меня подозрение, дал возможность посмотреть на вас людям, близко знавшим Павла Сафронова. Все они категорически заявили, что вы не Павел Сафронов. К этому времени мне стало известно, кто мог сообщить подставному резиденту о визите Дуси Петуховой в районный отдел КГБ и о том, что Гришин попадет в ловушку, когда явится в кабинет Брянцева. Человеком этим были вы. Петухова оказалась сообразительной и осторожной, сразу же сообщила, что и после ареста Ельшина вы следили за ней. Так вы сами попали под наблюдение. Остальное ясно, не правда ли, Крафт? Даже когда мне было известно, что вы не тот, за кого себя выдаете, к Степаниде Сафроновой я не обратился. Зачем без крайней нужды пугать вас? Что она могла бы мне сказать? Что вы не ее сын? А мы и без нее это знали. Сказать нам, кто вы на самом деле, она, конечно, не могла, ей самой это было неизвестно. И все же Степанида Сафронова пришла к нам и дала соответствующие показания. Она почувствовала, что вы как-то изменились, стали нервничать, и поняла — собираетесь бежать за кордон. А как же с вашим обещанием вернуть ей сына? Вы поставили новое условие, приказали ей немедленно вернуться в деревню и там ждать. Она правильно поняла: вы боитесь помех с ее стороны и хотите от нее отделаться. Вот тогда-то она и пришла к нам и все чистосердечно рассказала. Мы посоветовали ей уважить вашу просьбу, уехать, иначе, чего доброго, вы могли бы найти другие способы избавиться от нее. Она уехала. Вы очень этому обрадовались
Крафт сидел неподвижно, молчал.
— Ну, хватит разыгрывать из себя идиота, — сказал Пчелин. — И эта, вторая, ваша легенда сдохла. Начинайте давать показания, штурмбаннфюрер Яльмар Крафт.
— Вы ошибаетесь, — внешность задержанного снова претерпела изменение, точно кто смахнул с его физиономии маску дегенерата. — Я не знаю никакого Крафта. Хорошо, я вам скажу… Моя фамилия Дженкинс, я англичанин, журналист из Лондона. Границу перешел нелегально, хотел без помех изучить жизнь за «железным занавесом», в Советском Союзе, и затем беспристрастно рассказать о ней на Западе. К сожалению, в данный момент я ничем не смогу доказать вам, что я журналист Дженкинс, поскольку мой английский паспорт находится в моей бывшей квартире, в заводском поселке.
— За обоями, которыми оклеена комната Степаниды? Вы ошибаетесь, Яльмар Крафт… — прервал его полковник Соколов. — Товарищ капитан, покажите Крафту его английскую липу.
Капитан Пчелин вынул из папки паспорт на имя Дженкинса и протянул задержанному. Тот быстро сказал:
— Вот видите, я же вам говорил…
— Должен вас предупредить, Крафт, вы сильно проигрываете, занимая такую позицию. Разве вам не понятно, что вы провалились, раскрыты? — резко заговорил полковник Соколов. — Зря пытаетесь морочить нам голову, не хотите быть искренним. Вы не можете не понимать, что разоблачены и пойманы. Вы ведете себя неразумно, Яльмар Крафт.
— Но я решительно настаиваю на том, что я есть английский журналист Дженкинс. И мой паспорт в ваших руках.
— В наших руках и другой паспорт, согласно которому вы не англичанин Дженкинс, а поляк Васюкевич, — заметил Пчелин. — Чему же верить? А мы знаем, кто вы на самом деле, и предлагаем вам прекратить игру в прятки и начать давать показания.
— На этот вопрос я иного ответа дать не могу, — упрямо сказал задержанный.
— Ну что ж, раз он настаивает на своей третьей легенде, дайте ему очную ставку, — произнес Соколов, обращаясь к капитану Пчелину.
Пчелин нажал кнопку звонка и тотчас в кабинет ввели женщину, при виде которой Крафт вздрогнул.
— Яльмар! Значит, это правда, они все-таки схватили тебя, — в голосе женщины слышался неподдельный ужас.
— Ты предала меня, Инга! — Крафт в бешенстве готов был ринуться на нее с кулаками.
— На место! — гневно крикнул капитан. — Семейные сцены вы имели возможность устраивать несколько раньше. Уведите ее! — приказал он.
Ингу Мейер увели.
— Ну, с вас, кажется, достаточно, — сказал Пчелин, обращаясь к Крафту, — или вы станете утверждать, что и вашу жену никогда в глаза не видели?
— Да, я — Яльмар Крафт, — устало произнес немец. — Мне пришлось поневоле задержаться в Советском Союзе, когда армии Гитлера откатились на Запад…
— Вы, должно быть, решили угостить нас легендой номер четыре, — усмехнулся полковник. — Не спешите, с нас достаточно того, что вы признали свое подлинное имя. Товарищ капитан, предъявите Яльмару Крафту ордер на его арест.
Пчелин протянул Крафту документ:
— Ознакомьтесь. Вы уже не задержанный, а арестованный, — сказал он.
— Здесь ничего не сказано о том, какие, собственно, преступления мне приписываются, — Крафт положил на стол ордер на арест. — Если бы вы меня выслушали… Обстоятельства сложились так…
— Перестаньте болтать насчет обстоятельств, — с гневом сказал Соколов. — Почти двадцать лет вы работаете в разведке, считали шпионаж вашим призванием… Нам известно, вы сумели проявить себя, вас высоко ценят на Западе. Однако… Вы, конечно, знаете русскую пословицу: «Сколько веревочка не вьется, а конец будет». Но поговорим о том, в чем вы обвиняетесь. Сейчас товарищ капитан разъяснит вам это. — Соколов поднялся и ушел.
Крафт вопросительно смотрел на сидящего против него офицера.
— Вы, Яльмар Крафт, — резко сказал Пчелин, — обвиняетесь в убийстве и шпионаже. Ну, ну, не напускайте на себя растерянность, сегодня вы достаточно поломались. Вы убили поляка Казимира Васюкевича для того, чтобы иметь возможность по его документам уехать из Советского Союза.