Опасные земли
Шрифт:
– Н-ну? Голову напекло? – поинтересовался де Ламье. – Забирайся в седло, ехать пора!
– А где старик?
– Точно, голову напекло, – с жалостью сказал Жерар. – Уковылял старичина! Ты чего?
– Да… так. Устал, наверное, да и жара…
Потом был привал, Филипп, непривычно молчаливый, прошелся пару кругов в кости с капитаном жандармов Питером Пфальком, глотнул рейнского и думать забыл про неприятный разговор.
После привала затравили кабана, причем Филипп лично угомонил зверюгу отменным выстрелом из лука. Широкий срезень начисто пересек шейные позвонки – и жизнь наладилась.
О
Кавалькада остановилась на ночь в маленьком городке Коринт, да и не городке – селе, разросшемся и зажиревшем сверх всякой сельской меры. Благородные господа оккупировали постоялый двор, кто попроще – сеновалы. За окном громыхала майская гроза, которую предсказывал де Ламье. Тот сопел на полу, завернувшись в плащ, а на соседней кровати – друг Жерар, по-детски засунув ладони под щеку.
«Совсем еще мальчишка!» – подумал Филипп и заснул.
Жерару тогда шел двадцать четвертый год.
Можно сказать, мужчина. А можно и не говорить.
В Камбре Филиппа захлестнули заботы.
Шутка ли, приготовить графскую квартиру!
Наследник не замедлил явиться во главе изрядного войска. А потом потянулись отряды, большие и маленькие, – это собирался арьербан, где каждого с позолоченными шпорами надо было величать сеньором, выказывать уважение и уделять внимание.
Все это свалилось на плечи графа Шароле, дорогого нашего Карла, Ужасного врагам, для всех прочих – Смелого.
Война между тем раскручивала маховик.
Пришли вести, что против короля восстало Бурбонне, что из Нормандии двигается в тяжкой силе герцог Беррийский, а король во главе жандармов направился на юг, дать по шляпе зарвавшемуся Бурбону. Карл потирал руки и довольно усмехался, однако хорошее настроение сильно портили заботы самого гнусного административного свойства. Поэтому Филиппу приходилось трудиться, чтобы в остальном жизнь будущего герцога не клевала, а наоборот.
Советы следовали за совещаниями, артиллерия запаздывала, а люди, облеченные ответственностью (ну, вы понимаете, всякие скучные прево и бальи), прознав, что в Камбре сам наследник, осадили его с делами вовсе не военными. И ведь не пошлешь их куда подальше, так как война требует золота – раз, порядка в тылу – два.
А хотелось.
В смысле, послать куда подальше.
Только что завершилось длиннейшее, утомительное совещание.
Прибыл Луи де Сен-Поль, граф Люксембургский, привез вести о королевской армии и бургундском артиллерийском поезде, без которого много не навоюешь. Карл поинтересовался у сводного брата Антуана, какого дьявола он узнает о своих пушках не от него, а от союзника. Великий бастард не рассказал ничего внятного, тогда Сен-Поль прошелся по его незаконному происхождению. Антуан – мужчина серьезный, предложил прогуляться за город, и старому рассудительному ветерану Гийому де Конте пришлось обоих мирить, потому как наследнику – все шуточки.
Потом коллективно сочиняли письмо для старого герцога, заверяя, что все эти приготовления
Велеречивый Оливье де Ла Марш облек эпистолу в подходящие формы, чтобы и глаза запорошить, и до прямого вранья не опуститься.
После прикидывали, стоит ли идти сразу на Париж или сперва прогуляться по Сомме – вернуть спорные города. А если так, то по какому маршруту: Абвиль, Сен-Кантен, Амьен или наоборот?
Карлу хотелось в Париж, что можно понять, но победило взвешенное мнение де Ла Марша и де Конте, направленное на Сомму.
– Ну что же! Осталось дождаться пушек! – подытожил наследник, глотнул вина и вытер руки о бархатный дублет, на котором сверкало Золотое Руно. – Когда, вы говорите, будут пушки?
Сен-Поль приосанился.
– Я встретил поезд в двух переходах от Камбре, мессир. Мы шли налегке скорости ради, поэтому сильно их опередили. Думаю, что через день артиллерия подтянется.
При этих словах де Конте поморщился.
«Налегке» – это значит, что отряд люксембуржца прибыл без обоза и кормить его придется за счет графских запасов – совсем не бездонных. Взгляд его перехватил Антуан и понимающе покивал – такова жизнь, уважаемый!
– Ну что? Чем изволите еще озадачить? – Карл огляделся. – Или я могу, наконец… Ну что еще, Оливье?
– Мессир, вас дожидается поверенный от прево из округа Шиме.
– Мадонна… – граф устало уронил голову на руки. – Опять?!
– Чума, мессир.
– Этим больше некому заняться?! Я уже больше месяца назад послал им этого… как его… врача, дьявол, из Наварры…
– Я думаю…
– Я знаю, знаю. Надо выслушать человека.
– Это, господа, наверное, без меня, – Сен-Поль откланялся и покинул зал совета.
За ним последовали Великий бастард и де Конте.
В зале камбрейской ратуши, где высокие господа и совещались, появился усач в пропыленном камзоле и высоких кавалерийских сапогах. Подмел шляпой пол, поклонился.
По его словам выходило, что в городе Сен-Клер-на-Уазе происходит какой-то беспорядок. Поначалу доложили о вспышке чумы, что совсем нехорошо само по себе. Ведь чума – это такая дрянь: появится в одном месте, а потом успевай собирать трупы от Ла-Манша до Пиренеев!
Граф Шароле самолично послал туда новомодного врачевателя Игнасио Хименеса, кто произвел фурор при дворе одолением буквально любой хвори. Лопес Португалец тогда еще сомневался – чума ли? Чума редко, почти никогда не появляется вот так, в одном городке. Вот Хименес-то и должен был разобраться.
И не разобрался, видать по всему.
Потому что пропал.
И никаких вестей.
Более того, из Сен-Клера перестали приходить торговцы, а ведь там ткали чудесный атлас, да и ювелирные мастерские славились, как… ну… просто славились. Прево послал туда гонца. Пропал и тот.
Пропал и пропал – бывает, пьет, поди, в таверне. Но вот что странно и важно: налоги, которые Сен-Клер за полстолетия не задерживал ни на день, тоже не пришли. Пять с половиной тысяч человек населения, изрядно богатеев, тысяч так тридцать турских ливров ежегодных поступлений – хороший кусок! И прево отрядил туда арбалетчиков на всякий случай.