Опасный беглец. Пламя гнева
Шрифт:
— Майор Аббот бежал, бросив коня, бросив оружие, пешком по Курнаульской дороге… А его туземные стрелки сейчас расстреливают в кордегардии своих офицеров.
Улан заметил резкую бледность на лице полковника.
— Погодите, полковник, я сейчас вам помогу.
Он зачерпнул воды всё из той же лужи и, сняв с Гарриса шлем, облил его голову грязной водой.
— Назад, полковник! — сказал улан.
Оба вскочили в седла и рысью пустили коней назад, по пустынному шоссе.
— Теперь нам надо подумать, как бы вернее до наступления ночи
Глава одиннадцатая
В СТЕНАХ КРЕПОСТИ
Еще никто не знал, что произошло в Мируте, а уже с ночи все чего-то ждали. Горожане не спали с четырех утра, купцы сомневались: открывать или не открывать лавки? В Шайтан-Пара и вовсе никто не ложился. Что бы ни принес этот день другим, — жителям Шайтан-Пара, квартала нищих, этот день мог принести только освобождение.
На стене города, обращенной к реке, с восхода солнца толпились люди. Все смотрели на Джамну, на плавучий мост, на белую ленту дороги, ведущей к Мируту.
В девять утра далекое облачко пыли поднялось над гладкой дорогой.
— Они, они! — кричали люди.
Облачко приближалось. Теперь уже хорошо было видно: большое войско, несколько тысяч человек идут к переправе.
Вот голубые мундиры соваров замелькали сквозь пыль, — конница идет впереди.
Все в белых чалмах, — конные совары поснимали ненавистные кивера, повязали головы белым полотном, — все в белых чалмах, ровным строем, по четыре в ряд.
— Они, они, повстанцы!… Смотрите, смотрите!…
Конница подходит к мосту через Джамну. Люди замерли на стене.
Вот первые ряды кавалерии вступают на плавучий мост. Зыбкие доски пляшут под копытами коней. Песня доносится, нестройная песня повстанцев.
— Глядите, глядите! Таможенного чиновника в белом кепи кинули в воду! Вот часовые у таможни, побросав карабины, пропускают соваров!… Глядите, глядите!…
На башнях Дели — загадочная тишина. Будут ли стрелять по восставшим пушки? Как встретит их стража у городских ворот?
Сегодня караульную службу по городу несет Тридцать восьмой пехотный, знаменитый Тридцать восьмой, тот самый, который пять лет назад возмутился против своих офицеров, отказался ехать морем на покорение Бирмы. Найдется ли сегодня в крепости хоть один сипай, который послушается офицерской команды и поднесет запал к заряженной пушке?
Головная колонна уже под стенами города. Гончары, водоносы, башмачники, шорники, кузнецы смотрят сверху. Сегодня решается судьба города, судьба, быть может, всей страны.
Как один человек, затаив дыхание, люди смотрят с городской стены.
Ворота — настежь. Ликующие крики у ворот. Стража стреляет в воздух, — салют!… Стража расступается, первые ряды конницы вступают в город!
— Ха-ла-а, Дели!… Ха-ла-а, Мирут!…
Пушечный выстрел. Еще и еще. Со всех башен палят в воздух.
Пушки Дели салютуют повстанцам.
Радостный многоголосый крик на стене: «Ха-ла-а!» Толпа
— Привет вам, братья!… Бхай-банд!…
За кавалерией идет пехота, цепочкой набегая на мост, то разбивая, то вновь ровняя ряды. В красных форменных куртках, с барабанным боем, с развернутыми знаменами, как на параде. У самого берега сипаи спрыгивают в воду, добираются вплавь, вброд. Радостный крик всё громче, вот и вторые ворота раскрылись, со стороны реки. Что такое? Да ведь это дворцовые ворота! И правитель Дели, Бахадур-шах, заодно с повстанцами!… Ха-ла-а, Бахадур-шах!…
Крестьяне идут по мосту. Райоты Индии, в одежде цвета пыли, в синих домотканых тюрбанах. Копья, отточенные камнем, блестят на солнце, колышутся длинные самодельные пики. Райоты, как братья, плечом к плечу шагают с пехотой.
— Салаам!… Райоты Бхагпута! Привет вам!…
В переулке Трубачей мерный топот, крики. Это Пятьдесят четвертый туземный полк вышел из своих линий.
Сипаи Пятьдесят четвертого теснятся на открытом пространстве у северной стены.
— Кто вам разрешил выйти из своих помещений?… Измена! Бунт!… — Полковник бежит к ним наискосок через плац, он застегивает ремешок шлема на ходу.
Сипаи слышат шум толпы по ту сторону стены, приветственные клики. Вот первые совары показались.
— Огонь по бунтовщикам!… — командует майор. Сипаи вскидывают ружья. Только один раз успели прокричать команду офицеры. Несколько выстрелов, и полковник убит, убиты два лейтенанта; майор бежит, перескочив через глубокий ров, ищет спасения за стенами города.
Офицеры бегут! Конец пришел власти саибов…
— Ха-ла-а! Радж ферингов кончился! — ликует толпа.
Пятьдесят четвертый спешит на соединение с мирутскими полками. Сипаи Дели и совары Мирута встречают друг друга и обнимаются, как братья.
— Дели наш!… Конец пришел саибам!… Бхай-банд!…
Узкая улица по эту сторону городских ворот уже не вмещает всех, волной напирает толпа, и передняя колонна повстанцев выходит на главную улицу города — Серебряный Базар.
Во дворце — смятение. Бахадур-шах и рад и не рад повстанцам. Англичане бегут, — это хорошо; но они еще могут вернуться. Трясущимися руками правитель Дели надевает свой парчёвый убор. Он отдает приказ — раскрыть ворота, ведущие к реке, и закрыть ворота, ведущие в город. Старый шах не знает, как ему быть.
Несколько англичан из города ищут спасения во дворце. Внизу под лестницей, ведущей в покои шаха, стоит Фрэзер, главный управитель города, палач мусульман и индусов — большой саиб среди саибов. Капитан Дуглас, начальник дворцовой охраны, поднимается вверх по лестнице. Он просит Бахадур-шаха укрыть англичан в своих покоях.
Старый шах, седой, испуганный, выходит к нему навстречу. Он придерживает полы парчёвой одежды над разъезжающимися от страха худыми старческими ногами.
— Уходи, капитан! — трясущимися губами говорит Бахадур-шах. — Если я спрячу англичан, — восставший народ убьет меня.