Опасный возраст
Шрифт:
— Знаешь, — рассказывала Аня вечером, — показывают — тут, мол, я подумала, вдруг чего не доглядела, незаметно осматриваюсь, где покои и тому подобное. После уж пришло в голову сказать «Гамлет»…
Апогеем ее покупательных достижений стала голубая губка.
Заупрямилась — куплю и куплю голубую губку, в Польше такая губка — несбыточная мечта. Шла как-то по улице, в витрине маленького магазинчика увидела голубую губку, зашла. Как только не пыталась объяснить, какая вещь ее интересует. «Une eponge», губка, и показывала, что моется, — без эффекта. Хмыриха в магазине подавала ей все по порядку, только не губку. Аня наконец рассердилась,
— О, вот это! — высказалась она четко по-польски. — Вот это!
— А-а-а-а-а! — воскликнула продавщица, воздев руки к небесам.
Помчалась в подсобку и притащила большой гипсовый бюст для завивки париков.
Бюст Аню добил, отказалась от губки в этом магазине. Купила ее без всякого труда в универмаге, где губки лежали навалом.
Следующим событием стал прием у Иоанны.
Насколько помню свое творчество, Иоанна выступает под именем Аниты в "Крокодиле из страны Шарлотты",в книгах "Что сказал покойник "и «Все красное».Я выбрала Аниту, а она сама возжелала сделаться преступницей. Ни в коем случае не жертвой, на мое предложение запротестовала решительно, а вот убийцей — пожалуйста, сколько хочешь.
Иоанна-Анита датским владела прекрасно. Ее отец работал в каком-то нашем представительстве, и девочка училась в датской школе. Вернулась в Польшу и уже после развода с первым мужем встретилась в Закопане с Хенриком, датчанином, путешествовавшим по Польше; блуждал он по разным городам и весям и менял валюту в банках по двадцать четыре злотых за доллар. Иоанна-Анита его пожалела, занялась на досуге, они поженились и поселились в Дании. Знание языка дало ей возможность работать в датской прессе.
Жили они в Видовре, в садово-вилловом районе, и мои поездки к ним выглядели буквально так, как описано в "Крокодиле".Городской железной дорогой до станции Видовре я доезжала спокойно, дальше, хоть тресни, запомнить не могла. Автобусом ездила исключительно в обществе Алиции, умевшей попасть к ним абсолютно непостижимым для меня образом, а одна я всегда брала такси. Иоанна-Анита держала открытый дом, обожала гостей, визиты, приемы, и в этом смысле я вынуждена ее обругать. У меня нет никаких сомнений — не только не обидится, но и отлично повеселится.
Предупреждаю: начинаются отступления и будет их много.
Хенрик, муж Иоанны-Аниты, нищеты не знал, но и миллионером не был, Иоанна-Анита как сыр в масле тоже не каталась, хотя зарабатывала неплохо. Вздумай они обильно кормить всю бывающую у них братию, вылетели бы в трубу и остались без гроша. В Дании живут экономно, без всяких гастрономических безумств, рождественский прием у господ фон Розен уже описала, пожалуй, могу описать следующий прием, у Фрица, тогда моего будущего шефа. Нас пригласили обеих с Алицией, можете себе представить, как это выглядело бы в Польше, — званый обед, приглашены иностранцы! У Фрица подали небольшую закуску — пол-авокадо, нафаршированное креветками, затем мясное блюдо, к нему картофель, салат, кукуруза, в конце мероприятия десерт в виде фруктового салата со взбитыми сливками. И кофе. Точка, конец. Учитывая торжественный характер обеда, из напитков подавалось не только пиво, но и вино.
Этот прием произвел на меня огромное впечатление,
Иоанна-Анита, как всякая нормальная настоящая женщина, экономила на еде. Как-то я оказалась у нее на обеде: простокваша с картофелем, котлета и клубника из собственного сада на десерт. Мне понравилось, доведенная до крайности печенью, я не могла много есть. А вообще-то Иоанна-Анита в экономии, по-моему, переусердствовала, чем я от нее и заразилась; понимать я ее понимаю, но в иные моменты, может, и следовало бы экономию побоку.
Вернулась Иоанна-Анита из Польши, привезла посылку, мы с Алицией поехали, просидели долго несолоно хлебавши, пока Алиция не взмолилась насчет кофе, а я попросила чай. Хенрик предложил вино. Иоанна упрекнула его — в погребе, мол, последняя бутылка.
— Смотри-ка, я по-датски понимаю! — обратилась я к Алиции прямо и беззаботно. — Она сказала Хенрику — последняя бутылка. Я правильно поняла?
— Конечно, правильно, — ответила Иоанна-Анита, пока тактичная Алиция собралась произнести хоть слово. — У нас и точно последняя бутылка, хотела сэкономить, ну коли нет, так нет.
Мы безжалостно вылакали эту ее последнюю бутылку, к которой Хенрик собственноручно приготовил бутерброды.
Так вот, заразившись от Иоанны, я пошла, понятно, еще дальше. Уже через много лет в Польше ко мне пришла приятельница Мария, та самая, из "Бегов",я ее «приняла» — поставила на стол пиво и сырок, нарезанный кусочками. Мария взглянула и ужасно растрогалась:
— О Боже! Это же настоящий прием!
Теперь Иоанна-Анита утверждает, что Хенрик развелся с ней из-за ребенка от греческого хахаля (смотри «Все красное»).Греческого хахаля и ребенка я выдумала, а хахаль оказался фактом, что же касается ребенка, то никакого другого, кроме легального Яся, у Иоанны-Аниты не было. В общем же теперь никто не разберется, где у меня выдумка, а где правда. Хенрик хахаля еще пережил, а ребенка простить не смог.
Вторая особа, с которой я познакомилась довольно давно, — Эва (тоже смотри «Все красное»).Тогда Эва красотой еще не блистала, портила ее дородность, позже похудела и похорошела убийственно. Работала в ядерной физике, подбросила мне неплохой замысел «такого чего-то, небольшого, и с дном», но сама я замысла осилить не сумела, а она сменила профессию. Одолевали ее художественные идеи, сперва переквалифицировалась на графику, потом на живопись, на живописи утихомирилась. Картин ее я не видела, ничего не могу сказать, а вот графические работы делала прекрасные. В те времена еще не была знакома с Роем, вторым мужем, слыла женщиной модной, заботилась о своей внешности и нарядах, эти ее пристрастия оказали влияние на дальнейшие события.
Эва единственная решила подать на меня в суд. «Все красное»писала я без всяких дурных предчувствий — Эва и Рой сидят в Дании, в Польше их никто не знает, а датчане польские книги не читают, не учла я одного: в Польше живет семейство. Треклятая книга пошла с продолжениями в быдгощской периодике, а именно в Быдгоще или где-то неподалеку жили Эвины родители. Когда знакомые начали звонить — ах, ваша дочь описана в книге! — папаша разнервничался. Эва приехала и под родительским допингом рассвирепела, бросилась было к адвокату, да в последнюю минуту одумалась.