Опекун для юной девы
Шрифт:
— Не надо! — она резко отпрянула, вырываясь из кольца его рук. Испуг, смущение… разочарование… в нем. Она, может, до конца и не осознала, но он почувствовал. Заставил себя не морщиться. Улыбнулся:
— Чуть-чуть увлекся. Прости.
— Мы так не договаривались! Взять за руку — это одно, а вот так!.. — у нее пылали щеки при мысли о том, как он прижимал ее к себе, заставляя соприкасаться с собой всем телом — животом, грудью, бедрами, как его руки скользили по ее спине, а его губы… А ей нравилось! Самое ужасное — ей нравилось, она позволяла ему с собой это
— Не паникуй, ребенок, пожалуйста. Ничего страшного я не сделал и не собирался. Просто хотел, чтоб ты немного расслабилась. Хотя бы минуту ничего не боялась…
— А через минуту что? В постель меня потащите? Вы… Вы же обещали! А сами?
Она ругалась, перепуганная невиннейшим поцелуем, а он никак не мог отвлечься от мысли, что запах шампуня ей удивительно подходит. Он так гармонично сплетается с густым ароматом ее крови — такой чистой, натуральной, не разбавленной ни физраствором, ни донорскими вливаниями…
— Пойдем ужинать, ладно? — сосредоточиться на разговоре все равно не получалось. — Нам обоим стоит выйти на воздух, здесь… становится несколько душно.
Она полоснула по нему взглядом, но покорно вышла в раскрытую им дверь. В лифте ехали молча, так же молча вышли из дома и пошли по улице. Он ее не касался. Просто шел, несколько оглушенный тем, как сильно он ее теперь чувствует — запахи, эмоции, воздух, наполняющий ее кровь кислородом, и каждую капельку этой крови, влекомой вечным круговоротом, и каждое сокращение сердечной мышцы… Помянув Дракоса недобрым словом, попытался сосредоточится на том, что надо показать девочке город. Что-то сказать об этой улице, домах, магазинах… Что???
— Почему они все на меня так смотрят? — Аня не выдержала первой. Потому что люди вокруг вели себя странно. Расширяющиеся от удивления глаза, толчки в бок соседа с последующим кивком в их сторону. Но стоило ей взглянуть в ответ — и они отводили взгляды, старательно делая вид, что вовсе и не интересуются… А в спину смотрели все, она это чувствовала. Даже обернулась пару раз — все, до единого!
— Завидуют, — он легкомысленно улыбнулся. — Ты ведь со мной.
Не поверила. Обожгла обиженным взглядом.
— Правда, Ань. Честно-честно. Вспоминай, я же только что рассказывал. Мой народ считают покровителем и защитником этой страны. Представителей моего народа среди людей встретишь нечасто. Поэтому все и всегда будут смотреть: на меня — с восхищением, на тебя — с завистью. Потому что каждый прохожий мечтает поменяться с тобой местами. Ты теперь — принцесса в золотых туфельках, Анют. Привыкай.
Она несколько рассеянно кивнула, вновь огляделась. Взгляды, взгляды, взгляды… А волосы у мужчин короткие. Прически разные, и привычные, и не очень, но вполне «мужские», без хвостов и косичек.
— А длинные волосы только ваши мужчины носят? — сказать это его «не-люди» язык не повернулся.
— В основном. У людей есть подражатели, копирующие нашу моду, но это именно подражание кумирам. Такой хвост, как у меня, растить долго. Поэтому люди обычно отращивают сантиметров на пять, чтоб только можно было собрать резинкой,
— А с хвостиком что, неприличный? — она улыбнулась. Он с трудом подавил в себе желание привлечь ее к себе и запутаться пальцами в ее волосах. Эти волосы, беспощадно растрепанные ветром, сводили его с ума, не давая сосредоточиться на разговоре.
— Немного. В чем-то это позерство, эпатаж. Они, как правило, предпочитают весьма экстравагантные наряды… Так что твои кеды в концепцию вписываются.
— Кроссовки. И они-то при чем? — она даже остановилась в недоумении.
— Ну как же. Ты ведь, если судить по прическе, тоже из «подражателей», — не удержался, все же приподнял кончиками пальцев ее короткие пряди, чтобы тут же позволить им скользить обратно на плечи — медленно, едва ли не по волосинке. И залюбовался, как они меняют оттенки в косых лучах заходящего солнца.
Отступила на шаг, лишая его и этой малости. Даже пряди немного нервно за уши заправила.
— Ты же видишь, здесь женщины волосы не стригут, — он лишь плавно повел рукой, приглашая продолжить движение. — А если обрезают — то только из любви к представителям нашей расы. Вернее — из желания быть на них похожей.
— Да? Ну, тогда я и в шортах могла пойти. Сами же говорите — вашим поклонникам эпатаж по статусу положен, — местные культурные завихрения показались весьма забавными.
— Не-не-не, весь эпатаж — в рамках приличий. А твои, как ты говоришь, «шорты» на аморалку тянули, за такое нам бы обоим с тобой неприятностей прилетело.
— Нет, погодите, — попыталась она осознать ситуацию. — То есть если я иду с вами в таком виде… с такой прической, то каждый встречный считает, что я обрезала волосы, потому что безумно в вас влюблена. И, как последняя дура, пытаюсь выглядеть как представительница вашей расы, при том, что любому ясно видно, что я человек? — а вот при таком раскладе как-то уже совсем не весело. Аня почувствовала, что отчаянно краснеет под всеми этими взглядами. Она и значок-то с фотографией любимого певца никогда к одеже не прикалывала, потому как никого не касается, кто из кумиров у нее любимый. А чтобы уж демонстративно «я люблю Сережу»… А тут и «люблю» никакого и близко нет, но каждый считает, что есть, и что она демонстрирует это глупейшим образом…
— Так, пассаж про последнюю дуру выкинуть и слова такие забыть, — в его голосе отчетливо зазвучали начальственные нотки. Он и сам услышал, поспешил исправить улыбкой. И продолжил гораздо мягче, — а все остальное в общих чертах верно: именно так все и думают. Вот разве что волосы обрезала не «пытаясь выглядеть», а дабы сделать мне приятное, напомнив мне обычаи моей родной страны.
— Позор какой, — она даже лицо руками закрыла. Да лучше б у них паранджа была в моде! Или чадра хотя бы…