Операции английского флота в мировую войну

Корбетт Джулиан Стаффорд

Однако, считалось, что лучшая защита Египта — энергичные действия против Константинополя и что активность, проявляемая турками, есть или диверсия, или подготовка к попытке заминировать Суэцкий канал и подходы к нему. Пока происходили операции в Дарданеллах, опасаться серьезного наступления на канал не приходилось.

27 апреля Китченер телеграфировал Гамильтону, предоставляя ему право непосредственно сноситься с главнокомандующим в Египте ген. Максвеллом по вопросу высылки оттуда подкреплений, и указал при этом, что в распоряжении Максвелла стоят свободные транспорты, только что доставившие дивизию Пейтона. До получения этой телеграммы Гамильтон телеграфировал Китченеру, испрашивая согласие на присылку в Дарданеллы Ланкаширской дивизии. Пока шел обмен телеграммами, Китченер получил сведения из французского морского министерства о том, что подкрепления настоятельно необходимы, и сейчас же сообщил Максвеллу, чтобы последний спешно готовил войска к отправке, предлагая в первую очередь послать Ланкаширскую дивизию, если Гамильтон выразит желание ее получить. Вслед за последним распоряжением пришла телеграмма Гамильтона. Китченер сейчас же ответил, что Максвеллу даны соответствующие указания и что

адмиралтейство уже приказало адм. Робинсону (командиру порта в Египте) готовить транспорты.

Кроме того, появились и другие перспективы в отношении подкреплений. Д'Амад, имея сведения о том, что французское правительство держит в резерве дивизию для Дарданелл, рано утром 28 апреля прибыл на Queen Elizabeth и просил главнокомандующего телеграфировать в Париж просьбу о высылке этой дивизии.

С отправкой подкреплений произошли некоторые затруднения. Транспорты, доставившие дивизию Пейтона, были оборудованы для перевозки лошадей и требовали переустройства. Затруднение легко обошли, приказав грузиться как есть, и 1 мая Ланкаширская дивизия и маршевые роты австралийцев (3 000 человек) начали грузиться на транспорты. Однако, другое затруднение было серьезнее. Вечером 28 апреля Биканирская бригада (на верблюдах) имела схватку с турками в 18 милях от Ход-эль-Бада, и случай этот вновь возбудил опасения за канал. С отправкой войск в Дарданеллы для защиты укреплений Суэцкого канала оставались лишь три надежных индийских бригады; Каир и Александрия лишались вовсе пехотных частей, а для района канала не хватало артиллерии. Дивизия Пейтона могла заменить пехоту, но полевую артиллерию, которую взять было неоткуда, могли заменить только корабельные пушки. Однако, и кораблей было немного. Эскадра Пирса почти целиком ушла в Дарданеллы, и единственную боевую единицу представлял собой французский л. к. St. Louis. Легкий крейсер Philomel несколько дней до того ушел в Аден с двумя небольшими канонерскими лодками для Персидского залива. Лодки во время шторма погибли, и Philomel был послан оказать помощь отряду, оперировавшему в Сомалилэнде, где война также нашла свое отражение. Таким образом, в канале оставался только один британский корабль — легкий крейсер Proserpine, не считая вооруженного парохода Himalaya, шедшего в Суэц после своего ремонта в Бомбее. Французских кораблей кроме St. Louis было три: Desaix, имевший специальное назначение, Montcalm, стоявший с окончательно изношенными машинами в Измаилии, и старый корабль береговой обороны Requin. Все эти корабли не имели крупнокалиберной артиллерии, столь необходимой для поддержки сухопутных войск, и оборона канала при таких условиях не могла считаться надежной.

Турецкие передовые части появлялись вплотную к каналу в различных пунктах и имелись указания, что нападение неминуемо. 29 апреля была выслана имперская кавалерийская бригада, рассеявшая противника. Турки бежали, но преследовать их не удалось, так как лошади были слишком измучены. Адм. Пирс телеграфировал в адмиралтейство, считая обстановку тревожной, и просил о немедленной присылке Euryalus и Bacchante. Де-Робеку было приказано выслать выслать оба крейсера или какие-либо два другие равноценные корабля. Само собой разумеется, что это приказание не могло не вызвать затруднений в Дарданеллах и, конечно, вполне соответствовало планам противника. Поэтому была отправлена телеграмма в Париж, что британское правительство будет крайне признательно, если французская Сирийская эскадра прибудет в Порт-Саид, так как все свободные корабли поглощены Дарданельской операцией.

Положение в Дарданеллах в этот самый момент осложнилось выходом из строя Albion, о чем адмиралтейство еще не знало.

Утром 28 апреля Albion, поддерживавший правый фланг французского расположения, получил попадание ниже ватерлинии и принужден был уйти на Мудрос чиниться, причем ремонт не мог быть закончен ранее трех суток. При таких обстоятельствах о посылке в Суэцкий канал Euryalus и Bacchante не могло быть и речи. Все, что мог сделать де-Робек, — это послать Goliath.

Отдать же еще один корабль было бы, по мнению адмирала, слишком рискованно, так как он лишился бы не только его артиллерии, но и личного состава. При соединенных операциях армии и флота требовалось бесчисленное количество людей для связи, для обслуживания шлюпок, катеров и пунктов выгрузки. Все эти обязанности, связанные с большим количеством других нужд десанта, ложились почти непосильным бременем на Дарданельскую эскадру и каждый человек был на счету.

Вопрос, однако, уладился благодаря готовности французов притти на помощь. На охрану Суэцкого канала прибыли в Порт-Саид крейсеры Jeanne d'Arc, D'Estrees и D'Entrecasteaux, и де-Робеку было приказано не посылать Goliath и других кораблей. 30 апреля, когда пришел первый из французских крейсеров, в районе канала все было тихо. Неприятель ушел и не показывался более. Остались лишь следы его попыток поставить заграждения в Соленых озерах.

В Дарданеллах также наступило затишье. Последующие за неудачной атакой позиции Ачи-Баба — Крития два дня прошли в работах реорганизационного характера. Южный участок фронта, линия которого, как мы знаем, тянулась от горы, стоящей выше батареи Де-Тотт, до участка «Y», был укреплен, главная масса артиллерии была выгружена.

У Габа-Тепе бригада флотской дивизии сменила наиболее потрепанные части австралийцев. Заняв окопы, они сразу же выдержали две сильные атаки турок, но больше неприятель не проявлял себя ничем. Даже артиллерийский обстрел настолько

ослабел, что казалось, будто турки передвинули батареи на другой участок фронта, и Бердвуд предполагал назначить наступление на 1 мая. Команды кораблей попрежнему были заняты перевозкой различных запасов и боевого снабжения. Работа кипела, не останавливаясь ни на минуту. Были введены усовершенствованные способы наблюдения, что давало возможность лучше корректировать огонь с моря. Стрельба с кораблей сильно беспокоила неприятеля, и окопы, расположенные южнее Критии, были оставлены. Не удавалось лишь справиться с батареями азиатского берега, которые продолжали обстреливать южные участки. Имевшие место в последних числах апреля попытки привести к молчанию азиатские батареи и продолжать в проливе тральные работы потерпели неудачу, причем сопротивление противника явно возрастало. Миноносец Wolverine получил попадания в мостик, причем командир его был убит. В Agamemnon попало два снаряда, в Henry IV — восемь, остальные корабли тоже пострадали.

Помимо кораблей, находившихся в проливе, в Мраморное море ушли две наших подлодки, чтобы действовать на турецких морских сообщениях; французская подлодка также пошла туда же.

30 апреля л. к. Lord Nelson был послан к Габа-Тепе с Manica, чтобы постараться обстрелять штаб противника в Чанак-Кале. Поднявшийся аэростат обнаружил Гебена, и Lord Nelson немедля открыл по нему огонь. Гебен не принял вызова и после нескольких залпов нашего корабля ушел под защиту берега. Nelson перенес огонь на Чанак-Кале, и город вскоре запылал. В дальнейшем Lord Nelson должен был бомбардировать форт № 13 (группа Килид-Бахр), но аэростат понадобился в проливе, и бомбардировка не состоялась.

Пожар в Чанаке разгорался, огненные столбы высоко поднимались к небу. Ввиду приостановки наступления было особенно важно помешать туркам подвозить подкрепления, и пожар в Чанаке значительно этому способствовал. Посланные в Мраморное море подводные лодки не давали о себе знать, хотя для связи с ними был специально отправлен в Ксеросский залив крейсер Minerva. Последнее радио было принято, когда они проходили Галлиполи. Французская лодка возвратилась, но ее поход не сопровождался никакими результатами.

Главнокомандующему предстояло решить нелегкий вопрос: предупредить ли неприятеля и начать новое наступление теперь же или ждать подкреплений. Французский десантный отряд, сравнительно свежий, был высажен целиком и мог наступать, но 29-я дивизия, измученная предшествовавшими боями и ослабленная тяжелыми потерями, не годилась для наступления. Остатки Дублинского и Мюнстерского стрелковых батальонов пришлось переформировать и слить в один батальон; 1-й Ланкаширский батальон потерял половину своего состава; 86-я бригада уменьшилась до 2 000 человек. Для замещения всей убыли в дивизии требовалось около 5 000 человек. Громадное количество людей вместо отдыха принуждено было переносить разные грузы, патроны и снаряды, а также производить тяжелую работу по приведению пристаней в порядок. 1 мая с прибытием индийской бригады положение несколько улучшилось. Первоначальное намерение использовать ее у Габа-Тепе пришлось оставить, так как надобность в подкреплениях особенно остро ощущалась на юге, куда и была направлена бригада. Прибытие этой бригады неделею раньше могло бы сыграть громадную роль, теперь приходилось утешаться пословицей «лучше поздно, чем никогда». Однако, индийские войска не опоздали к новому критическому моменту. Пассивность противника была только кажущаяся, и турки в тишине готовились к сокрушительному удару. В течение последних ночей они успели перевезти с азиатского берега всю 11-ю дивизию, притянутую демонстрацией французов в бухту Башика, а также часть 3-й дивизии, оперировавшей в районе Кум-Кале. Войска шли форсированным маршем, пользуясь горными тропами и преследуя лишь одну цель — как можно скорее усилить слабые пункты фронта. Испытав действие огня артиллерии с кораблей, турки опасались наступать днем, и атака была назначена после наступления темноты. В командование южным районом вступил немецкий полковник Зоденштерн, который до того командовал 5-й дивизией, стоявшей в районе Булаира.

К вечеру 1 мая на фронте противника не было заметно никакого движения. Ночь была темная и безветренная, ни один выстрел не нарушал тишину, и на эскадре все больше приходили к убеждению, что турки решили ограничиться обороной. Вдруг около 10 час. внезапно заговорила вся турецкая артиллерия. Ураган снарядов с азиатского берега и с позиции Ачи-Баба осыпал передовые окопы. Через несколько секунд открыли огонь наши батареи. Артиллерийская дуэль длилась в течение получаса, а затем на кораблях услышали треск пулеметов и ружейных выстрелов. С берега ничего не передавали, и поначалу нельзя было понять, что именно происходит, пока воздух не огласился криками «алла-дин», заглушаемыми ответными «ура». Не оставалось сомнений, что турки пошли в атаку, принятую нашими войсками. Вскоре, однако, падение неприятельских снарядов показало, что линия нашего фронта подается назад. В темноте эскадра не могла оказать серьезной помощи. На левом фланге Agamemnon стрелял по указаниям поста, расположенного над участком «Y», точно так же как и Implacable, пользовавшийся осветительными ракетами. Но охранявший правый фланг Vengeance ничем не мог помочь французам, а им-то особенно требовалась самая серьезная поддержка. Сенегальцы не выдержали натиска, бежали, и надо было прекратить панику. Положение на правом фланге было настолько тяжелым, что в 2 ч. н. Гамильтон послал д'Амаду батальон морской дивизии из состава резерва главнокомандующего (индийская бригада и два батальона морской дивизии). Через час пришли отрывочные сведения о том, что прорван английский фронт. По счастью, это оказалось не совсем верным. В 4 часа Уэстон дал знать, что хотя противнику и удалось было прорваться в двух-трех пунктах, но в других местах атака была отбита с тяжелыми для противника потерями.