Операция "Берег"
Шрифт:
— Бардак, — прокомментировала Мезина. — Вот самые неприятные условия для работы: все перемешано, беженцы, визг, начальства не видно, ценных указаний не дождешься, прям тоска тоскливая. А между тем, по сведениям разведки, на этом железнодорожном узле полно подвальных и полуподвальных помещений, по которым и идут искомые нами электро-коммуникации. Товарищ старший лейтенант, вы любите подвалы и винные погребки?
— Нет, мы там застреваем, — сказал Олег.
Катерина улыбнулась и скомандовала:
— Тимофей, паркуемся. Пока оборудование и спецов сгрузят, мы глянем архитектурное
Прошли по битым ступеням, покрытым песком из разодранных взрывом мешков баррикады, клочками немецких плащ-палаток, гильзами и смятыми пулеметными лентами. Мезина посмотрела на оторванную руку со скрюченными пальцами, с откровенной печалью сказала:
— Работы еще сколько. Сначала всё добить, потом заново расчищать и восстанавливать. Прямо даже подумать страшно.
— Ну, не так уж страшно. Наверное, половину города мы взяли. Не так много осталось, — заметил Олег, поправляя ремень автомата на плече.
— Это как сказать. Это ты просто молодой, бодрый. А я усталая, опытная домохозяйка, мне все эти разгромы коммунального хозяйства, беспорядки и битые стекла настроение портят. Прямо аж голову начинает ломить, — проворчала Мезина и потерла висок.
Угу, беспорядки ей «портят». Выговор начальство сделало, наверняка за Кёнигсберг наградят умеренно, а то и вообще обойдут. У Катерины, кстати, с наградами и так не густо, что странно, учитывая ее несомненный опыт. Впрочем, если она из ведомства генерала Попутного, там по слухам, свои порядки…
Зал вокзала поражал[5]. Высоченный, просторный, с балконами-галереями, но центр загроможден пирамидой чемоданов и дорожных тюков, видимо, оставленных отбывающими беженцами. Титаническая выставка багажа заслоняла интерьер и особо аккуратной не выглядела. Особенно сейчас, когда на вершине сидел оседлавший большой чемодан боец и пытался скатиться вниз, словно на салазках по снежной горке.
Южный вокзал Кёнигсберга (вид изнутри) до войны.
— Эй, воин! — прикрикнул Олег. — Прекратил сейчас же! Дите, что ли?
Догадливый солдат пререкаться не стал, мигом исчез по ту сторону выставки достижений германского чемоданостроения, хотя два человека в танковых комбинезонах ничем особо офицерским издали не выделялись.
— Говорю же — бардак, — вздохнула Мезина.
Действительно, было как-то нехорошо. У подножья чемоданной горы кучкой сидели немцы, плакала бабка-фрау, прижимала к себе тоже плачущего киндера лет пяти, рядом сидел усатый дед, видимо, не годный даже и в фольксштурм, и раненый немец-ефрейтор. При приближении русских все подняли руки, хотя уж ребенок-то…
— Гитлер капут! — дребезжащим голосом сказал дед и добавил еще что-то.
— Да капут, капут, — согласилась Мезина, — сидите уж. — И ты тоже, вояка.
Немец, неловко державший вытянутой окровавленную и замотанную какой-то кофтой-блузкой ногу, глянул смутно — понятно, что кровью изрядно истек, сейчас вырубится.
Из-за
…Довольно безобразно это выглядело. Валялись разбросанные носильные вещи на засыпанном штукатуркой полу, блестели яркие, наверное, с позолотой, осколки посуды. Боец — спина широченная, шинельная, с порыжевшими пятнами подпалин — подпихивал немку к узким приоткрытым дверям, украшенным длинной служебной надписью. Немка — широколицая, некрасивая, хотя холеная и пухлая — выкатывала глаза, вот вновь завизжала-запищала, заслоняясь ладонями в бежевых перчатках. Хуже всего были не эти двое, а молчащие бойцы, глядящие на процесс подгона фрау к загону. Кто-то брезгливо морщился, кто-то злорадно ухмылялся. Помогать широкоспинному не спешили, кто-то отвернулся и прочь пошел, но ведь почему-то молчали. Человек шесть — здесь, вблизи, и все молчат. Те, что дальше, может, и не поняли подлости. Олег открыл рот…
— Стояяяяять!
Рев рядом был неистов — куда там жалкому писку перекормленных немок-болонок, тут голос сотню таких заглушит, да еще танковый двигатель и пару «мессершмитов» в придачу перекроет.
Дрогнули и присели все — включая немку, Широкоспинного, да и самого старшего лейтенанта Терскова. Прямо как под свистом крупнокалиберного снаряда…
…но тут было куда хуже. Казалось, от командного рева Мезиной заново штукатурка посыпалась.
….— ты,… сука… позорник… в анал тя…!
Мат зеленоглазой старшей лейтенантши был страшен — Олег понимал слово через два, но и того хватало…
…— арестован,… в СМЕРШ пойдешь,… шмондюк тупой, твою…
Но все же бойца пехоты одним матом разве сшибешь? Широкоспинный урод уже чуть оправился от начального оглушения, нахально кривил рот. Выдал, многозначительно тряхнув короткой шеей и висящим на ней автоматом:
— Отойди, красивая. Или завидки берут? Так я запросто махнусь…
Казалось, только тряхнула плечом Мезина, и самозарядка в руки сама упала. И под дых спорщику прикладом тоже абсолютно сама врезала.
«Да как она это действительно делает? Не врал, видимо, Тимка» — ошеломленно подумал Олег.
Широкоспинный мгновенно скрутился, опускаясь на колени. Немка застыла с безумно выкаченными глазами.
— Чо вы, ей богу, шутил боец, — вякнул кто-то из бойцов, стоящих в отдалении.
— Шутил?! — зловеще переспросила Мезина, и от ее низкого голоса и тона мороз шел по спине. — А вы посмеивались? Строиться! Живо! Работает СМЕРШ-К! Все в строй, я сказала!
Морды у бойцов были бледные. Кто-то из задних попятился, но тут заговорила СВТ…
Веер пуль попортил потолок, слегка опустился, расклевывая стену. Наверное, кто-то из пехоты успел нырнуть за чемоданы, но большинство попавшихся бойцов присели там, где стояли.
Олег понял, что стоит согнувшись, с автоматом наготове. В кого собрался стрелять, не совсем ясно — те то бойцы ничего строго преступного не делали, разве что смотрели-бездействовали, не класть же своих.
Мезина закинула за спину опустевшую самозарядку, в руках был ТТ.
— Ты! Вот ты, сержант — построил всех!