Операция 'Минотавр'
Шрифт:
Заглянув туда, он обнаружил всякую дрянь: мятую упаковку от хлеба, пару пустых банок от овощных консервов, три раздавленные банки из-под содовой воды и бумагу, в которую когда-то заворачивали мясо. Все это, как знал Олбрайт, было тщательно отмыто, чтобы не привлекать собак. Под этим мусором лежали деньги двести тысяч долларов, сто пачек по сотне бывших в употреблении двадцаток.
В пять вечера он подъехал к своему дому в Силвер-Спринг. Воскресная "Вашингтон пост" так и лежала ряде с почтовым ящиком. Он подобрал ее, вошел в гостиную уселся с газетой
Глава 26
В понедельник Бабун Таркингтон проснулся в половине пятого, сходил в туалет, снова лег. Но сон не приходил. За окном было еще темно. Раздраженный, он подошел к окну и выглянул наружу. Легкие облачка, между ними видны звезды.
Правда, звезд немного. Странно, но перед рассветом звезды редеют, словно те, что послабее, устают и уходят домой.
Он беспокойно мерил шагами небольшую комнату. Надел джинсы, рубашку и сидел в кресле, пока на востоке начал брезжить свет.
Зазвонил телефон.
– Таркингтон слушает.
– Лейтенант, это дежурная медсестра. Ваша жена пришла в себя и зовет вас.
– Сейчас же буду. Скажите ей!
– Он бросил трубку и схватился за туфли.
Седан никак не запускался. Он давил на акселератор и отчаянно вертел ключ зажигания. Двигатель рычал, кашлял, но упорно не заводился. Слишком поздно Бабун сообразил, что перелил горючего.
Черт! Тут чуть больше километра. Он с грохотом хлопнул дверцей и побежал.
Пришла в себя! Зовет его! Он ускорил темп.
Солнце уже показывалось над горизонтом. Синие облака понемногу розовели. А выше простиралось голубое небо.
Последние три квартала он мчался по засохшей грязи, которая когда-нибудь станет газоном, и по пустой автостоянке, усеянной перекати-полем, Медсестра, сидящая у входа, усмехнулась, завидев его. Он чуть не снес ее стол и рванулся через коридор в реанимацию.
Врач стоял у края кровати и разговаривал с Ритой, а медсестра проверяла пульс. Врач отошел в сторону, Бабун резко сбавил шаг и дальше пошел не спеша так, чтобы Рита его видела.
Она попыталась улыбнуться.
– Привет, детка.
– Он наклонился и поцеловал ее.
– Да, миссис Моравиа, она в сознании. И узнала меня! Сейчас она спит, устала, но она в сознании!
– вопил в трубку Бабун, обезумев от радости.
– Благодарю тебя, Господи!
– Теперь я уверен, что она поправится, миссис Моравиа. Это чудо. Она ничего не помнит о полете а приземления, но помнит меня и понимает, что она в Неваде, и что были другие полеты, и спрашивает, давно ли она в госпитале. Врачи и медсестры поражены! И я поражен!
– Это было чрезвычайно мягко сказано. Он ощущал себя так, будто вот-вот взмахнет крылышками и полетит.
Пообещав позвонить еще после следующего посещения Риты, Бабун связался со своими родителями. Он обрадовал и сестру. Звонил и Гарриет, Ритиной подруге. Из-за разницы во времени та уже была на работе. И, наконец, набрал номер Джейка Графтона.
Капитан 1-го ранга Графтон тоже находился в кабинете, и в трубке слышался шум, но Бабун словно
Наконец он понял, что у капитана есть еще дела, и неохотно попрощался.
– Скажи ей, что я приказал быстро выздороветь.
– Обязательно, сэр.
– И передай, что Эми спрашивает о ней каждый день. Эми и Кэлли очень переживали за нее.
– Скажу.
– Храни веру, дружище, - напутствовал его Джейк Графтон, прощаясь.
– Да, - ответил Бабун Таркингтон, вытирая глаза. Слезы текли не переставая. Он смеялся и плакал одновременно.
***
В понедельник вечером после работы капитан 3-го ранга Чад Джуди пришел домой, переоделся и поехал в бар Джорджтауне. Он с трудом сумел поставить машину за шесть кварталов до бара и пошел пешком. На улицах кишели разодетые в пух и прах модницы. Пудели задирали лапки у фонарных столбов и пожарных гидрантов, и хозяйки отворачивались, делая вид, что ничего не происходит.
Джуди пришлось стоять у двери, пока не освободилось место у стойки. Он уселся на стул и углубился в карту сортов пива. Бармен перегнулся через полированную, черного дерева стойку и начал:
– В разлив у нас "Гиннес", "Уотниз", "Стайнлагер".
– Дайте "Будвайзер". В бутылке.
Харлан Олбрайт появился минут через пятнадцать и занял свободный стул в другом конце стойки. Он нес спортивную сумку.
Отличная работа, подумал Джуди. В этом баре половина посетителей ходят со спортивными сумками или одеты в спортивные костюмы. Не грубошерстные свитера и неуклюжие шорты, заметьте, а стильные вещи, явно купленные у "Сакса" и регулярно проходящие химчистку.
Когда сосед Джуди встал и направился к женщине, занявшей отдельный столик, Олбрайт поднялся и пересел на освободившийся стул.
– Вы здесь бывали?
– Нет. Но буду заходить. Здесь самая настоящая выставка женского тела. Да еще в понедельник вечером!
– В следующий понедельник. В то же время, на том же месте.
– Олбрайт подозвал бармена, положил пятерку на стойку и ушел.
Чад заказал вторую бутылку. В зеркало позади стойки ему были отлично видны затянутые в лосины тугие бедра и голодные глаза богатых женщин, которые в основном пили белое вино или "перье" с добавкой щепотки кокаина, - так, во всяком случае, ему показалось.
Чад Джуди, летчик-истребитель, допил пиво и пересчитал мелочь. Он оставил доллар чаевых. Осмотревшись напоследок, подобрал спортивную сумку и направился к выходу мимо одной из красоток в лосинах.
***
Во вторник вечером Рита улыбнулась, когда Бабун зашел в палату. Ее перевели из реанимации в палату на двоих, но соседняя кровать пустовала.
Дыхательного аппарата и сердечного монитора при ней больше не было.
Бабун закрыл за собой дверь и поцеловал жену.
– Как самочувствие?