Операция «Пальма-два», или Большое Плавание Рыбаков
Шрифт:
«Но как же, – думал он, – вот ведь я, человек, прикрываю одеждой срам, а они – голые. Разве они умнее? Разве они звонят в Москву, начитывают текст политических сенсаций, торчат подмышкой у президентских телохранителей, строчат по газетным вырезкам секретные информационные сообщения в посольствах? Нет, они просто режут воду своими сигарообразными телами и веселят публику. Ну, может быть, иной раз сам Егорыч в чем-то ненароком выглядит смешнее, забавнее их, но не по его же вине! И в этом не их заслуга! Просто так получается! Так складывается жизнь… Нет! Определенно, и я, и Саша Власин, и Горбачев
Власин исподтишка поглядывал на Егорыча и улыбался чему-то своему, затаенному, не высказанному до сих пор. Егорыч повернулся к нему.
– Чего лыбишься, Сашок?
– Да так, настроение хорошее.
– Нет, брат, когда хорошее настроение, так не лыбятся.
– А как лыбятся?
– Не так. Это ты чего-то задумал!
– Верно. Я думаю, Егорыч, ты хороший мужик… и жаль мне…
– Чего тебе жаль?
– Что такие как ты… и как я, уходят. Печально!
– Другие придут.
– Придут. Но именно, что другие. Может, лучше нас, а может…
Егорыч тяжело вздохнул и отмахнулся.
– Пойдем отсюда, Сашок. Что-то устал я сегодня.
Но Власин упрямо покачал головой.
– У нас тут с тобой одно дельце есть, Егорыч. Я тебе сюрприз приготовил. Ты уж, прости, брат, что сразу не сказал. Но тогда это уже был бы не сюрприз. Понимаешь?
Егорыч на всякий случай вежливо улыбнулся и настороженно посмотрел на полковника Власина. Саша потянул его за руку, и они побрели в сторону террариума. Холодный, сырой дух проник под пиджак, рубашку, штаны и даже в сандалии. Егорыч поежился. Было темно, безлюдно, гулко.
– Ну, чего? – тревожно и строго спросил он. – Где твой сюрприз?
Власин улыбнулся и подтолкнул Егорыча к огромному пустому аквариуму, на стекле которого, слева, в углу, была надежно приделана табличка с длинным текстом на французском языке.
– Вот, – сказал он.
– Что «вот»? – сердился Егорыч. – Сюрприз, говорю, где?
– Это и есть сюрприз!
Егорыч завертел головой во все стороны, но увидел в нескольких шагах от себя только двух мужчин: один был одет в зеленый рабочий комбинезон, а второй – в черный строгий костюм. Они о чем-то вполголоса спорили, причем тот, что в костюме, сердился, нервничал, а тот, что в рабочем комбинезоне, оправдывался, что-то горячо отрицал.
– Чего это они? – спросил у Власина Егорыч.
– Да ничего! Этот, видимо, директор, а второй работник. Директор говорит, что тот прогулял вчера день, а сегодня явно не в силах работать.
– А тот чего?
– Говорит, что все не так. Он, мол, не прогулял, а был на крестинах у двоюродной сестры, и выпил-то всего… ничего. А сегодня у него просто настроения нет.
– Наш человек! – с облегчением вздохнул Егорыч. – Это и есть твой сюрприз? Тоже мне, удивил! У нас вся Россия на крестинах уже больше полувека, и настроениями разными мается!
Власин покачал головой и ткнул пальцем в табличку на стекле. Егорыч достал из кармана очки, водрузил их на нос и задрал кверху голову. Разглядев, наконец, текст на незнакомом языке, пожал плечами:
– Ну и что?
– А вот что! – торжественно заявил Власин. – Здесь, брат Егорыч, написано, что в этом аквариуме жил и умер
Егорыч онемел, разинув рот. Он приподнялся на цыпочках, сморщил нос, на котором все еще торчали очки, и силился разглядеть хотя бы слово, хотя бы буковку, подтверждающую слова Власина. Ему это удалось – фамилия президента прочитывалась легко, так же как цифра – 1966, и вес, и длина рыбы. Егорыч присел и ударил себя руками по бедрам. Он вдруг издал высокий гортанный звук и пустился в пляс, подпрыгивая и попискивая, и широко улыбался, и радостно вертел головой.
– Ай да, Сашка! Ай да Власин! Вот так сюрприз! Вот это удивил!
Он кинулся к Власину на шею и стал целовать его, царапая щеки, виски, лоб своими очками. Власин со смехом отбивался, но Егорыча унять было невозможно. Он громко хохотал, звонко хлопал в ладоши, будто только что встретил на чужбине старого друга, о котором тосковал все эти долгие годы разлуки.
– Вот, значит, где ты жила, милая, вот, значит, где ты откинула ласты! – причитал он громко и прочувствованно. – Родная ты моя рыбонька, принцесса, королевна золотая! Как же ты нас чуть не угробила в самолете-то, сволочь! Я ж летал там, как муха! А ты здесь, значит! Вот, выходит, как свидеться пришлось! Можно сказать, на могилке…
Французы перестали спорить, повернулись к русским и с возмущением, закипающим будто вода в чайнике, уставились на Егорыча.
– Мсье! – закричал директор в черном костюме, – здесь нельзя шуметь! Мсье! Я позову охрану, если вы не заткнетесь немедленно! Вы пьяны, мсье!
– Пошел ты, Бонапарт недорезанный! – отвечал ему в лицо Егорыч. – Это я, я эту рыбу для вашего президента поймал. Я, и вот… этот.
Он указал пальцем на Власина, но полковник, слегка побледнев, зашипел:
– Обо мне ни слова, Егорыч! Ни слова! Я это не буду переводить! Только о тебе! Понял?
Егорыч закивал и еще раз подпрыгнул, будто на пружинках. Власин набрал в легкие воздух и произнес по-французски:
– Месье утверждает, что именно он со своими друзьями поймал эту рыбу в Оби, в Сибири. В подарок для вашего президента, для генерала де Голля.
Француз в темном костюме растерянно замер и внимательно вгляделся в беснующегося Егорыча.
– В самом деле? Он не… ошибается, мсье? Он, как бы это сказать, адекватен? То есть нормален… с точки зрения… психиатрии?
Власин широко улыбнулся:
– Что вы! Что вы, мсье! Он самый что ни на есть нормальный советский человек! Ни капельки безумства! Ни грана сумасшествия! Абсолютно адекватен! Просто он – советский человек. И все!
– Я никогда не видел таких, месье, то есть советских. Но он слегка пьяный, да?
– Есть немного. Мы выпили за встречу.
– О! Значит, он русский. И вы!
– А как же, мсье! Но вот ваш рабочий… Извините, мсье… – последняя фраза Власина была обращена к французу в комбинезоне. Власин галантно кивнул ему. – Вот ведь ваш сотрудник… на русского не похож, но, кажется, и он не очень трезв. И вчера, как я случайно услышал, он тоже был, так сказать, не совсем. Как бы лучше выразиться…