Операцию 'Шторм' начать раньше
Шрифт:
– Заграницей интересуется, товарищ капитан, - тихо доложил он дежурному.
– Афганистаном. Твердит, что какой-то старший лейтенант у нее там служит.
– В Афганистане?
– Так точно.
– А она... не того?
– Капитан хотел повертеть у виска, но, увидев, что задержанная наблюдает за ним издали, лишь поправил фуражку. Но милиционер понял.
– Вроде нет. Вот документы.
Документы оказались в порядке, рассказ Желтиковой Елены Викторовны вроде правдоподобный, кроме, конечно, нелепости про службу старшего лейтенанта в Афганистане.
– А может,
– попытался прояснить капитан у девушки, но для нее эти слова настолько были далеки и непонятны, что дежурный оставил свои предположения при себе. Куда-то позвонил, перезвонил, сам дождался звонка и порекомендовал в конечном итоге девушке поехать в Министерство геологии Узбекистана: вроде бы там оформляется большая группа для работы в Афганистане.
– Попадете туда - тогда и ищите своего старшего лейтенанта.
25 октября 1979 года. Кабул.
Два раза в год, весной и осенью, в Министерстве обороны СССР подводят итоги боевой учебы. Со всех округов, флотов, групп войск в Москву съезжается командование, где каждый и получает по заслугам.
В эту осень на подведение итогов впервые вызвали и "афганцев" Горелова и Заплатина. Вызвали срочно - указание пришло вечером, а в Москву предписывалось явиться уже на следующий день. То ли Устинов долго раздумывал, то ли сам в последний момент получил команду представить советников, но в итоге Горелов вынужден был в 23 часа докладывать Амину о своем убытии.
Амин, уставившись в одну точку, молча выслушал доклад главного военного советника. Можно было подумать, что он вообще не понял, о чем идет речь, - настолько отвлеченным казался его взгляд. Горелов же, замолчав, посмотрел на часы - скоро полночь, а надо еще собираться, сделать хоть какие-то наброски, если вдруг предложат выступать. А Амин все сидел, смотрел и думал. Наконец поднял свою большую голову:
– Можно попросить вас об одном одолжении?
– Конечно, - удивился Лев Николаевич: Амин - и что-то просит.
– Я попрошу вас передать мое личное письмо Леониду Ильичу Брежневу, медленно, словно еще раздумывая, говорить Горелову это или нет, и вообще, решиться на это самому или не стоит, начал Амин.
– Я давно прошу о встрече с ним. Но, видимо, мои письма и просьбы до него по моим каналам не доходят.
– Хорошо, товарищ Амин, я выполню вашу просьбу, - ответил Горелов, хотя не был уверен, правильно ли поступает. Впрочем, это личная просьба Амина он просто доложит о ней послу и Иванову, пусть уже они делают выводы.
– Счастливого полета, - подал руку Амин.
– А... письмо?
– спросил Горелов.
– Вылет-то рано утром.
– Письмо будет вручено вам позже.
Неприятно попадать в жернова непонятных историй. Рядом что-то крутится, вертится - а куда, зачем? Шестеренки вон тоже вращаются в разные стороны, а тем не менее концентрируют силу ради чего-то одного, размышлял Горелов, возвращаясь от Амина. А какой вал, какой пласт придет в движение после получения письма? Может, Пузанов сумеет проанализировать это хотя бы в силу своей большей информированности? Хотя Амин как раз и дал понять, что именно дипломатическим каналам он не доверяет. Что же,
– Александр Михайлович? Извините, если разбудил, это Горелов. Час назад я докладывал Амину о своем отъезде, и тот попросил меня передать его личное послание Брежневу.
– Где письмо?
– Пока нет, сказали, отдадут после.
– Доложите Иванову.
Иванов, Иванов... На этой фамилии, видать, не только Россия держится, но уже и Афганистан...
– Где письмо?
– повторил посла даже в интонации, немного растерянной, обеспокоенной, представитель КГБ.
– Вручат позже. Когда - не знаю.
Необходимое послесловие. Письмо передаст Экбаль. Дождавшись, когда Горелов и Заплатин поднимутся на трап самолета, он догонит их и подаст конверт Заплатину:
– Василий Петрович, прочтите, кому это, - попросит он.
– "Лично Леониду Ильичу Брежневу от Хафизуллы Амина". Понял, - ответит он, зная от Горелова о просьбе.
– А печатей-то сколько наставил.
Экбаль ничего не ответит, сбежит по трапу. За Гореловым и Заплатиным закроется дверь самолета.
По прибытии в Москву Горелов будет вызван на доклад к Огаркову, и Лев Николаевич передаст письмо начальнику Генерального штаба. Амину так и доложит при возвращении:
– Товарищ Амин, я далек от Леонида Ильича, но письмо передал лично начальнику Генерального штаба маршалу Огаркову.
Амин кивнет, хотя и не станет скрывать неудовольствия такой цепочкой.
Начало ноября 1979 года. Москва - Казань - Чита.
Письмо Брежневу состояло всего из двух пунктов. Амин просил встречи с ним в любое время и в любом месте, и вторая настоятельная просьба заменить посла, прислать к нему человека, который не был бы связан ни с даудовским режимом, ни с Тараки, ни с КГБ, ни с МВД,
Первую просьбу Брежнев отмел сразу: ждать искренности от человека, убившего своего учителя, пустившего под расстрел собственную партию в угоду личных амбиций, не приходилось. Просто же смотреть, как он будет выкручиваться, оправдываться, а в конце концов просить все, что только можно, - самолеты, бензин, кровати, подушки, гвозди? Нет уж, пусть знает свое место. Пусть чувствует что прощения за Тараки нет и не будет.
Другое дело - знать каждый шаг Амина. Пока он не доверяет никому из советников, кто работал рядом с Даудом и Тараки. Да и какое может быть доверие и какая может быть информация у того же Пузанова, если Амин на пресс-конферещии на весь мир заявил, что считает советского посла причастным к перестрелке с Тараки во Дворце 14 сентября. Конечно, работы здесь никакой не будет, посла надо менять. А заодно и главного военного советника, в этой области. Амин должен быть по крайней мере хотя бы предсказуем. Так что замена посла и советника сразу поможет убить двух зайцев: и на письмо вроде бы отреагировать, и свое дело сделать.