Оперативный простор
Шрифт:
— Не здесь. Давай с вокзала выйдем, а то слишком много ушей.
— Пошли.
Его ухмылки и тон показались мне подозрительными. Я незаметно достал револьвер из кобуры и спрятал его в карман брюк. Нелишняя предосторожность.
Напротив вокзала находился сквер. Парень уверенно повёл меня к нему.
— Показывай билеты, — сказал я, когда мы остановились.
— Покажи деньги.
Я ненадолго высунул из внутреннего кармана кошелёк.
Спекулянт кивнул, достал из-за пазуху скомканную стопку билетов и, послюнявив
— Сколько с меня? — спросил я.
— Полтинник за оба, — сказал тот, отводя от меня взгляд.
— Мы оговорились за полторы цены, — сказал я, хотя и понятия не имел, сколько именно стоит билет.
Но по поведению парня чувствовалось, что меня собирались развести.
— Молодец, дядя, уважаю, — заулыбался тот. — Сороковник — и не забывай, что пять из них уйдут на дело просвещения в транспорте.
— Хрен с тобой! — Я отсчитал купюры и протянул их парню.
Но вместо того, чтобы забрать деньги, тот внезапно осклабился. В его руках появился нож.
— Значит так, дядя, я передумал. Сделки у нас не будет. Вернее, сделка будет, но вот условия поменялись: ты мне отдаёшь свой кошель — я ведь вижу, что он у тебя набитый, а я за это не стану тебя резать. На мой взгляд, честно.
— А на мой — нет, — покачал головой я.
— Пеняй на себя, дядя! — Спекулянт перекинул нож из руки в руку.
— Ты лучше на это посмотри, — я продемонстрировал ему револьвер.
— Сука! — Он с досадой сплюнул себе под ноги и убрал нож.
— Так, граждане, это что здесь происходит?! Немедленно прекратите хулиганить!
К скверу приближался милиционер с вокзала.
— Слышь, Семёныч, — обратился к милиционеру спекулянт. — Ты этого субчика проверь: у него шпалер при себе.
— Ах ты! — Милиционер полез в кобуру за револьвером.
— Спокойно, я агент Быстров из уголовного розыска! — Я предъявил служебное удостоверение.
Милиционер замер, переваривая информацию.
— Фамилия, имя, отчество, должность! — потребовал я у него.
— Так это… Астахов Иван Семёнович — старший милиционер, — забормотал он.
— Тогда слушай меня, страшный милиционер Астахов. Этот тип, который пытался угрожать мне ножом — билетный спекулянт. У него куча билетов, которых почему-то нет в кассе вокзала. Я вижу, что вы прекрасно знаете друг дружку. Так вот — сейчас ты у него реквизируешь все билеты и вернёшь в кассу для продажи простым гражданам. Кассирше пояснишь в максимально доступной и простой форме, что если она ещё хоть раз толкнёт билеты в таком количестве на сторону — то я её отправлю в такие края, где у неё сопли на лету замерзать будут. А этого урода, — я показал на спекулянта, — не знаю, что ты с ним сделаешь, но чтобы он ближайшую пару месяцев любовался на свободу через окна с решётками, а потом, чтобы духу его здесь не было. Приеду — проверю!
— Семёныч! — дёрнулся спекулянт.
— Милиционер Астахов — ты меня
— Всё понятно, товарищ Быстров. Не надо уголовного розыска, сделаю. Как приказали.
— Погоди! — Я забрал пачку билетов из рук спекулянта. — Какие билеты в вагон первого класса?
— Эти — показал он.
— Не врёшь?
— Могу побожиться!
— Не надо. Государству за них уплачено?
Спекулянт кивнул.
— Сам в кассе покупал.
— Тогда беру их себе как моральную компенсацию, — заявил я. — А ты, Астахов, оформляй этого гражданина-спекулянта, пока не натворил делов. И не забывай — как только вернусь из Петрограда, обязательно проверю!
Глава 5
Катю я застал там, где мы договаривались: она сидела за столиком привокзального буфета, перед ней стояла чашка кофе и вазочка с пирожными.
— Ну как? Купил билеты? — спросила она.
Я кивнул.
— Да. Едем в первом классе.
— Не знала, что уголовный розыск может позволить себе такую роскошь, — улыбнулась она.
— За всех не скажу, но, — я принюхался — кофе пах просто божественно, — лично я позволю себе также попить кофейку.
— Возьми себе и пирожное. Эклеры тут просто изумительны.
— Раз ты рекомендуешь — так и быть.
Кафе принадлежало нэпманам, ценник тут, конечно, кусался, но я решил хоть немного побаловать себя.
Если в целом к сладкому я был достаточно равнодушен, то эклеры с масляным кремом были моей маленькой слабостью. Правда, в наше время пальмового масла и пищевых добавок — большинство из них, мягко говоря, не дотягивало до вкуса пирожного моего счастливого советского детства.
Кто-то, конечно, скажет, что тогда и вода была мокрее и деревья зеленее, но стоило мне только откусить кусочек свежайшего эклера, купленного в привокзальном буфете, как я сразу понял — вот он, вкус тех лет, ещё не испорченный химией и удешевлением технологии.
Уже только от одного вида и запаха, рот машинально наполнялся слюной.
Первое пирожное исчезло практически сразу, второе я уже смаковал, точно так же, как наслаждался каждым глотком бодрящего кофе.
Я даже зажмурился от удовольствия.
— Жора, ты такой смешной, — прыснула сестра. — Никогда бы не подумала, что ты такой сладкоежка.
— Ты ещё многого обо мне не знаешь, — подмигнул я.
— Надеюсь, ты имеешь в виду только хорошее.
Я вздохнул. Вряд ли смогу когда-нибудь открыться перед Катей, сказать, что я — не тот, за кого она меня принимает. Её брата больше нет, а физическую оболочку занимает совершенно другой человек.
Возможно, если бы не моя душа, которая вселилась непостижимым образом в тело Георгия Быстрова, её брат скончался бы, не приходя в сознание. Но это всё равно слабое утешение.