Оплачено сполна
Шрифт:
– Да, Поттер, - бросил он раздраженно.
У него тряслись руки и никак не хотели успокаиваться. Но он сделал свое дело. Исполнил давнее обещание. Он отомстил. Что не так?
– Посмотрите на меня, Поттер, - сдался, наконец, он. Не сдался бы никогда! Но внутри разливался странный холод, который чувствуешь, стоя во вьюжном зимнем поле, не чая выжить. И даже потеря лица стала такой мелочью перед этим холодом, что Снейп закутался в мантию в тщетной попытке согреться и взмолился:
– Неужели вам трудно?
Зеленые глаза по-прежнему хранили цвет глаз Лили. Но более в них от нее не осталось ничего. Не было веселой зелени весны, которая принесет победу и новую жизнь.
Там не было даже того, прежнего, дерзкого и безрассудного мальчишки.
– Все приходят к одному, профессор Снейп. Вы пришли к тому же, к чему пришел и я. Оказывается, не становится легче от мести и прощать не получается. Тем более, если дело касается детских обид, которые давно пора забыть.
– Ваша мать не была детской обидой, Поттер! – рявкнул Снейп.
– И не смейте касаться этой темы!
– Она моя мать, а это побольше чем любовь мужчины и женщины, – отрезал Гарри.
Снейп замолк. Кажется, стало только холоднее.
– Вы ее любили. А Дамблдор не защитил их, потому что не всеведущ, а они доверились не тому человеку, - Поттер смотрел исподлобья, без обычной ненависти.
Снейп впервые понял, что сильнее, чем ненависть, ранит презрение. Глубокое, сильное, замешанное на жалости к неудачнику.
– Дамблдор был человеком. И он тоже совершал ошибки.
– Как вы можете, когда речь идет о вашей матери!
– закричал Снейп, забывая про то, что перед ним всего лишь мальчишка. Дрожь по-прежнему била его, а холод неясного происхождения проникал внутрь.
– Да выслушайте вы наконец! У меня к Дамблдору намного больше обид, знаете ли! Я мог бы обвинять его во всем подряд, включая смерть Сириуса! Но я простил ему смерть родителей, не просто красавицы Лили, а смерть моей мамы и моего папы, мои несостоявшиеся полеты на игрушечной метле, собаку и какао по утрам! Простил ему даже то, что он в угоду тщеславию упустил шанс не дать моему деду стать Волдемортом! Простил смерть приемного деда и бабушки! Простил то, что он не сказал! Потому что он не знал! Он слишком многого не знал!
– Когда вы пришли в школу, он уже знал все! Это я узнал только недавно!
Гарри неожиданно перестал кричать и только вздохнул.
– Он знал, что будет, если я узнаю. Мне было плевать, кем становиться. Лишь бы только подальше от Дурслей. Он понимал, что узнай я об этом, первая же встреча с Волдемортом обернется моим переходом на его сторону. Так могло бы быть. Мне было совершенно плевать, как жить, только бы рядом был кто-то родной и любящий. Потом дед бы узнал правду сам или от Дамблдора. Он ведь умеет искать… всегда умел. И мне пришлось жить так.
– Дамблдор святой, вы считаете? – собирая остатки достоинства, спросил Снейп самым язвительным тоном, на который был способен.
– Нет, и за это я люблю и уважаю его еще больше, - кивнул Поттер.
– Скажите
Как мысли читал, негодный заносчивый мальчишка, еще больше похожий на своего папашу…
– Поттер, не смейте… это не ваше…
– Помните, вы сказали мне когда-то: «Слава это еще не все, верно, мистер Поттер?» Скажите мне, профессор Снейп: ведь умение сварить зелье любви - это ведь еще не…
– Замолчите!
– рыкнул тот, делая неосознанный рывок в сторону Гарри.
– Вы не знаете, о чем говорите!
– Я знаю, - тихо сказал Поттер, даже не поднимаясь.
– Я не знаю, зачем вы убили его. Потому что вы и сами не знаете. Я чувствую только, что вина никуда не ушла и вряд ли куда-нибудь уйдет. Вы тоже участвовали в этом.
– Не смейте!
– сорвался бледный до синевы Снейп.
– Если бы…
– Сколько всяких «мог бы» в вашей голове, а «сделал» только одно. Спасая меня, думали искупить… - он безжалостно хмыкнул.
– Вот он я, в таком во мне нуждается мир.
– Я любил вашу мать, Поттер!
– сказал он и, кажется, снова принялся искать в его глазах отблеск тех, давно забытых.
– Если бы она осталась в живых, - губы Гарри дрогнули, - для вас не изменилось бы ничего.
– Откуда вам знать, откуда…?
– прошептал Снейп, сползая по стенке, сгибаясь под грузом своих воспоминаний, своей вины.
– Я слышал то, что слышали люди, я видел то, что видели их близкие. Я знаю, что тьма в вас навсегда убила ее любовь.
Поттер тяжело поднялся и ушел в кабинет, даже не посмотрев в сторону декана Слизерина, жавшегося к стенке и дрожащего. Там был не профессор Снейп. Там уже давно был только обиженный подросток Северус, который так и не научился прощать.
Гарри был последним, кто его видел. После окончания войны его имя возглавляло список без вести пропавших.
Мавр сделал свое дело, мавр может уйти.
***
Когда Минерва МакГонагалл и трое авроров добрались до кабинета Дамблдора, Хогвартс закончил последние приготовления к обороне, ощетинился заколдованными стражниками, расцвел хищными растениями и слегка подрагивал маревом защитного купола.
– Мятные пастилки, - буркнула женщина и, подобрав мантию, резво взбежала по лестнице, неся важные вести и надеясь, что директор уже связался с Орденом Феникса.
В дверях кабинета ее прыть отчего-то закончилась, и Роберт Бэйли уперся в ее спину.
– Мадам, что слу… - начал он, но профессор шумно выдохнула и шагнула внутрь кабинета, будто каждый шаг давался ей с трудом.
– Быть не может, - не удержался Бэйли.
– Как?
– Твою мать, - выругался менее сдержанный Лоуренс, привыкший с оперативниками не церемониться.
Дамблдор, восседавший в кресле, был абсолютно и окончательно мертв, хотя его поза ничем этого и не выдавала, но Бэйли насмотрелся на мертвецов. Сидящий рядом с ним подросток поднялся, глядя на авроров пустыми от шока глазами, и оказался Гарри Поттером.