Оплот и Пустота
Шрифт:
– Они почуют обман, - прошипел старик.
– Серьёзно? С чего бы это? Ты ведь не в первый раз выкидываешь такие фокусы. Сбегаешь от них, напиваешься, пропадаешь где-то, снова появляешься - они привыкли.
Глас противно захрипел и плюнул прямо на дорогой ковёр:
– Ублюдки! Я знаю кто вы такие. Вы из Лиги. Недоноски! Мы всех вас вырежем. Всех!
Еншая подмигнул Авину и принялся мечтательно рассуждать:
– Я вот думал о морской прогулке вместе с главой Ордена.
–
– Море, свежий воздух, солёные брызги. У-у-х! Откуда думаешь выплыть?
– Да вот не решил пока.
Авин доел инжир и вытер ладонь о салфетку:
– Может Гилтана?
Смежив веки, Еншая обшарил Взглядом эмоции старика и не обнаружил там ничего, кроме страха, презрения и досады. Костлявые челюсти Гласа плотно стиснулись, он внимательно слушал, толком не понимая, к чему всё идёт.
– Может Шарва? Там хорошо, много солнца, девушек.
Застыв на ложе с закрытыми глазами, Еншая предельно углубился во внутренний мир пленника, насколько вообще способности позволяли это сделать. Перед Взором проносились обрывки дюжины разрозненных порывов. Видны стали даже незначительные всплески эмоций, кои сам старик в данную минут не осознавал: затаённая обида, жалость, любовь к кому-то или чему-то, лёгкое возбуждение и влечение (в его-то годы, молодец!), жажда, частички былой радости, возмущение...
– Может Брег-Слай?
– Авин наслаждался и яствами, и вином, и игрой.
Эмоции продолжали мешаться в глубинах сознания Гласа, на передний план выходили то одни, то другие. Страх замер в ожидании, не понимая, то ли усиливаться, то ли отступать, пока эти сумасшедшие закончат играть в порты.
– Может Юмирви?
Опасение! Настороженность! Резкие порывы захлестнули сознание старика, заставив его сжаться у стены. Страх всколыхнулся в Гласе, хотя он и тщился сохранить предельную невозмутимость на худощаво-скуластом лице.
Авин почувствовал это вместе с Еншая и улыбнулся от уха до уха:
– Точно. Отправишься из Юмирви. Большой порт. Много кораблей. Суета жуткая, но ничего. Когда же тебе лучше всего отплыть? М-м-м... может через неделю?.. Или раньше?
Подстёгнутые страхом и опасением, разнородные порывы вертелись в сознании пленника. За этой круговертью становилось тяжело что-либо разобрать, поэтому Еншая ослабил их Влиянием и почти вернул тем самым Гласу былой покой.
– Нет, - Авин глотнул из чаши.
– Лучше чуть позже. Хм... может через две недели?.. О, точно, через две... Вот на каком корабле - тут вопрос совсем сложный.
Открыв глаза, Еншая разбавил вино водой и сделал малюсенький глоток. Привстал с ложа вместе с напарником и глянул на двигающего челюстью Гласа.
–
– Ублюдки! Мерзкие ублюдки! Ненавижу вас! Ничего не скажу! Ублюдки!
Сжатый кулак стоящего рядом слуги поднялся для удара, но Еншая жестом остановил его.
– Хорошо, не говори. Но подумай о родственниках, - он глубоко вздохнул и закрыл глаза. Влияние его вылилось в безудержную лавину страха, огромную, сметающую все преграды, безжалостную. Страх, что сводит спазмом желудок; липкими, холодными пальцами сдавливает горло; разрывает лёгкие, не позволяя нормально дышать; издёргивает мышцы судорогами; заставляет глаза вылезать из глазниц; сушит кожу; выстуживает кровь...
Старик тут же заскулил и повалился набок, лысая черепушка его прижалась к ковру, послышались частые всхлипывания.
– Подумай о себе самом.
Глас завыл, суча коленями и плечами, хряснулся о стену затылком и едва не потерял сознание.
– Подумай о пытках Ордена. Мы расскажем о твоём предательстве.
Пленник хрипел и бился в конвульсиях, изо рта его тонкой ниткой свисала слюна.
Наконец приступ паники на секунду отхлынул. Несчастный мгновенно уцепился за крохотную передышку и просипел:
– Я скажу! Я скажу! "Разящая стрела". Юмирви, Юмирви. Две... недели.
Только после этого костлявые пальцы страха разжались окончательно, успев за это время состарить бедолагу лет на шесть. Будь у него волосы, в них непременно прибавилось бы седых прядей.
Еншая шумно выдохнул через нос:
– Молодец. Мы не будем рассказывать о тебе Ордену. Ты вернёшься в обитель и будешь работать на нас. Как и другие. Ты ведь знаешь Удама и Осара?
– Знаю, - старик принял вертикальное положение и привалился к стене. Повязка на глазах намокла от пота, он сгорбился так, что лысая голова ушла в худые плечи.
– Вот. Они работают и довольны. И ты будешь работать. Всё будет хорошо. Тебя сейчас накормят и дадут вина. Ты ведь его так любишь, - Еншая махнул слуге, тот вздёрнул старика на ноги и вывел из комнаты.
– Упу-пу-пу, - толстяк взялся перебирать подушки вокруг себя.
– Монолит треснул и раскололся... Силён, силён... Зачем ты назвал этих людей? Они ведь на нас не работают.
– Ну да. Как только мы закончим с кораблём, я его отпущу. В резиденцию его приволокли без сознания. Глаза ему сразу завязали, он нас не видел. Он, правда, думает, что видел меня в трактире, но это не совсем верно. Прибежит в обитель и всё расскажет.