Ополченец
Шрифт:
— Истинно так, — сказал типа-отец.
— Значит, одна тварь. Понадеялась, что охотников рядом не будет. Не повезло… Ну что ж, пойдём.
Он встал.
— Куда ж вы, на ночь глядя? — ахнула мать.
— Ночь — их время, ночью они выходят, — спокойно сказал охотник. — Не по нутру мне норы искать. Ну что, пойдём?
Тут он посмотрел на меня.
— Да вы на него не смотрите! — замахал руками типа-отец. — Это сын наш, он с рождения лежит колодой. И не говорит даже.
Охотник усмехнулся и продолжил смотреть на меня.
Под
— Пресвятая Богородица! — прошептала типа-мать.
— Это как же? — вытаращил глаза типа-отец.
— Не зря я сюда зашёл, — сказал охотник. — Ох, не зря. Судьба всегда приведёт туда, куда надо.
* * *
Мы шли по ночному лесу. Я — Я! — шёл по ночному лесу. Под босыми ногами стелилась прохладная трава. Я то и дело вздрагивал, ёжился. Было холодно, неприятно и вообще очень погано в ночном лесу после двадцати лет лёжки, но жаловаться мне в голову не приходило. Мышцы по какой-то загадочной причине не атрофировались. Всё это походило на сказку, на чудо, и я не собирался смотреть в зубы дарёному коню. Что я пойму в тех зубах, я ж не лошадиный стоматолог.
Плевать на холод и неудобство. Закалить тело — вопрос пары месяцев. Главное, что я, чёрт побери, иду на своих двоих!
— Мужик, а ты кто? — спросил я и впервые услышал звук своего голоса.
— Охотник, — отозвался мужик.
— Это я понял. А как ты насчёт меня узнал? Ну, как ты меня поднял?
— Шёл и почуял силу, как будто другой охотник уже в деревне. Зашёл посмотреть, увидел тебя. Твоя сила откликнулась на мою, и ты встал.
— И часто такое бывает?
— Никогда не было.
Он, мать его, даже не удивился. Люди здесь все были такими — они почти не удивлялись. Парень, который двадцать лет лежал в параличе, встал и побежал в лес? Ну, бывает, чё. Перун спустился с неба и отоварил молнией Фрола — видать, нагрешил Фрол, так ему и надо.
Мифологическое сознание как оно есть.
— Другое важно, — сказал охотник. — Хочешь остаться с родителями?
— Нет, — решительно сказал я. — Не пойми меня неправильно. Они обо мне заботились, и всё такое. Но у меня есть амбиции.
— Что у тебя есть? — не понял охотник.
Я, впервые пробующий говорить, как все люди, помолчал, обдумывая вопрос, и перефразировал так, чтобы ему стало понятно:
— Яйца.
— М, понимаю. Вот так их у вас в деревне называют?
— Угу.
— Есть у меня друг, собирает разные словеса забавные, записывает, как и где народ говорит. Надо будет ему сказать. Амбиции — ишь…
— Так а что со мной? — спросил я, поторапливаясь за охотником.
— С родителями не хочешь — со мной пойдёшь. Учеником будешь. Потом, как подучишься, подмастерьем станешь.
— А мастером когда стану?
— Велики у тебя амбиции, что и говорить. Не помрёшь — так
Тут я понял, что вступил в область мира, о которой матчасть ещё курить и курить, а потому решил пока тормознуть с вопросами. Да и охотник остановился, вскинув над плечом сжатый кулак.
— Знаешь, какая тварь сперва дерёт скотину, а потом — человека? — спросил он, перейдя на шёпот.
— Волк? — спросил я шёпотом.
— Не совсем. — Охотник медленно и беззвучно вытянул из ножен меч. — Волкодлак.
— Оборотень, что ли? — не поверил я.
— Нет. Байки это. Они умнее волков и даже разговаривают. Но — не люди. Запоминай, ученик.
— Усвоил.
— А теперь смотри сюда.
С этими словами вытянул меч перед собой, клинком вниз. Было темно, я его толком не разглядел поначалу, но лезвие вдруг засветилось слабым зеленоватым светом. Медленно охотник вычертил на земле некий знак.
— Манок, — сказал он. — Нечисть притягивает. Со мной пойдёшь — тоже такому научишься.
Знак на земле светился зелёным. Светился всё ярче и ярче. И вдруг над ним, как над конфоркой, вспыхнул зелёный огонь. Пламя высотой мне до пояса.
— Придёт волкодлак, — инструктировал меня охонтик, — заговаривай его, как только можешь, а дальше я сам.
— Понял, принял, — кивнул я.
Охотник шагнул в сторону и исчез за ближайшей сосной.
Буквально исчез — будто и не было.
Я огляделся. Зелёное пламя светило так себе, жуть не разгоняло, скорее наоборот. Ночной лес, в таком специфическом свете, мог до усрачки напугать какую-нибудь впечатлительную натуру, даже если бы эта натура понятия не имела о шляющемся где-то поблизости волкодлаке.
И тут в зелёном свете я увидел впереди, между деревьями, массивную тушу.
Ни-хре-на себе!
Да, внешне это напоминало волка. Только размером с телёнка. Плюс — горящие огнём глаза.
— Охотник! — послышалось шипение, и волкодлак выступил на полянку, на которой горел огонь. — Какой юный. Ищешь смерти?
— Тебя ищу, — сказал я спокойно. — Твоей смерти. Зря ты забурился в эту деревню. Твоя последняя ошибка в жизни.
Огромная пасть открылась, и я услышал смех. Нечеловеческий, жуткий, продирающий до печёнок.
— Смешно… Наверное, ты убил пару-тройку крысёнышей, но видел ли ты хоть раз настоящего врага?
— Нет, не видел, — честно признался я. — И сейчас не вижу.
— Дерзкий! — тявкнул волкодлак. — Дерзкий щенок! Я разорву тебя!
— Ну так возьми и разорви, — развёл я руками. — Чего лясы точить? Я — вот он.
Волкодлак пошёл боком вокруг зелёного костра. Я двинулся в ту же сторону, не выпуская тварь из виду.
— Где же твоё оружие, охотник? — прорычала тварь.
— А оно мне нужно, что ли? — Я притворился взволнованным. — Дома оставил. Откуда ж мне знать, что против одного блохастого волкодлака нужно брать оружие!