Ополченец
Шрифт:
Сила — силой, а помирать от дизентерии как-то не очень хочется. Воду из такого ненадёжного природного источника, как река, необходимо подвергать термальной обработке. Да и с горячей водой хлеб всухомятку проскочит лучше, чем с холодной.
Поужинав картофелинами и хлебом, я растянулся на траве. Под голову сунул свёрнутую котомку. Знал, что ни ночная сырость от реки, ни прохлада, которой щедро делилась ещё не прогревшаяся земля, мне не навредят. Так же, как возможные дикие звери. Идя по лесу, я несколько раз ощущал присутствие
Впервые за двадцать лет я, засыпая, вдыхал не затхлость крестьянской избы, а свежий ночной воздух. Жизнь определённо налаживалась. С этой мыслью я заснул.
* * *
Когда проснулся, солнце стояло уже высоко. День обещал быть жарким. Я посмотрел на реку. Там, где спускался к воде ночью, было топко, зато метрах в трёхстах впереди речка поворачивала. На отмель нанесло песка, образовалось что-то вроде пляжа.
Искупаться, что ли? Двадцать лет не купался. Да и умоюсь заодно…
Скоро я подошёл к пляжу. Бросил на песок котомку, сверху — одежду. Вода была холодной, но чистой и прозрачной. Плавал долго, жмурясь от удовольствия. А когда выходил на берег, понял, что за мной наблюдают.
Скрытно — кем бы ни был соглядатай, показываться он не спешил. Нападать тоже — по-хорошему, это следовало сделать, когда я только выходил. Пока не добрался до одежды и оружия, которое может быть спрятано под ней.
Но нападать на меня не торопились. Одежду тоже не трогали. И что ему нужно, интересно? Ждёт более удачного момента, чтобы напасть — например, когда я повернусь спиной? Ну жди, жди. Я вот двадцать лет ждал…
Я неторопливо, делая вид, что слежки не замечаю, натянул штаны. Прямо на голяк, нижнего белья крестьянский костюм не предполагал. Завязал пояс-верёвку, надел рубаху.
Пока возился, незаметно вытянул из котомки нож. Сунул за верёвку, прикрыл рубахой. Скотину режет — значит, и с человеком справится.
Где засел соглядатай, я определил, ещё когда выходил на берег. Залёг в высокой траве, метрах в двадцати от меня. И сейчас я просто бросился вперёд.
Он, должно быть, даже не успел сообразить, что происходит. Вскочить — вскочил. Убежать уже не смог.
Глава 5
Я в два прыжка догнал шпиона, свалил с ног. Придавил коленом к земле, заломил руки назад. Услышал тонкий, пронзительный вопль.
Выхватывать из-за импровизированного пояса нож определённо не требовалось. Оглядев и оценив противника, я решил:
— Не пищи. Сама виновата.
Ослабил хватку. Подо мной трепыхалась девушка примерно моего возраста. Русая коса толщиной в руку, сбившийся на плечи платок, из-под синего сарафана колотят по земле босые ноги.
Ничего такие ноги, с тонкими изящными
— Кто такая? Что здесь делаешь?
— Маруся я. — Девушка всхлипнула. — Их сиятельства графа Давыдова дворовая. Отпусти!
Она повернула ко мне голову.
Хорошенькая. Милое личико, пухлые губы, огромные голубые глаза.
— Что здесь делаешь? — повторил я вопрос.
— Стирать ходила, — Маруся дёрнула подбородком в сторону.
Я увидел в траве здоровенную корзину с бельём.
— Постирала?
— Да.
— А чего не уходишь?
— Тебя увидала.
— И что? — Я напрягся. Неужели кто-то почувствовал всплеск моей проснувшейся Силы? — Кто тебя послал? Кто велел за мной следить?
— Да никто не посылал. Пусти, окаянный!
Маруся снова дёрнулась.
— А зачем следила?
— Я не следила!
— А что ж ты делала?
— Ну… Я всех в округе знаю. Места у нас дикие, никто сюда не суётся. Их сиятельство, царство ему небесное, всех отвадили. И вдруг — ты. Я и решила поглядеть. Не думала, что заметишь. И вовсе не потому глядела, что ты голиком! Вовсе мне это не интересно.
Тут Маруся залилась краской. А до меня наконец дошло, чем было вызвано её внимание. Расхохотался.
— И как? Всё разглядела?
Я убрал колено со спины Маруси. Поднялся на ноги. Багровая девушка тоже встала и принялась преувеличенно старательно отряхивать сарафан. Я оглядел её фигуру. Кажется, в усадьбе графа Давыдова мне уже заранее нравится. Только вот есть один нюанс.
— Как ты сказала? «Их сиятельство, царство ему небесное»?
Маруся кивнула.
— Это ты про Давыдова?
— А про кого ж ещё?
Маруся направилась к корзине. Я её опередил, поднял корзину с земли.
— Давай, помогу. Нам, насколько понимаю, по дороге.
— По дороге? А ты, что же — к нам в усадьбу идёшь?
— К вам.
— Зачем?
— Дела, — туманно отозвался я. — А граф Давыдов, получается, умер?
— Ну да. Царство небесное, — Маруся прекрестилась.
— Когда?
— Вчера. — Она всхлипнула. — Поутру захворал, а к ночи уже преставился. Нынче отпевают. Молодой барин со всей дворней в церкви, а меня тётка Наталья не взяла, велела бельё перестирать.
— Расстроенной ты не выглядишь, — заметил я.
Маруся потупилась.
— Да чего я там не видала, на отпевании? Надо больно…
— А тётка Наталья — это кто?
— Ключница. Над всей дворней главная. Ты, ежели на заработки пришёл, мимо неё не проскочишь. Да только, думается мне, зря пришёл. Молодой барин усадьбу продавать будет. Вместе с нами, али по отдельности — не решил, говорят, пока. — Маруся вздохнула. — При старом-то барине, когда проведать наезжал — тише воды ниже травы сидел. А нынче — ишь, хозяин! Ихнее сиятельство ещё остыть не успели, а этот уж усадьбу продаёт.