Опороченная
Шрифт:
— Почему ты так помешан на венерических заболеваниях?
Его глаза слегка расширяются, и поначалу он кажется ошеломленным моим вопросом.
Он не только отвел меня в клинику, чтобы сдать анализ крови на все возможные венерические заболевания, но и в последующие дни постоянно отпускал ехидные замечания, как будто ожидал, что я заражена сифилисом и другими подобными болезнями. Более того, его реакция на отрицательные результаты была очень показательной, и он неоднократно говорил об этом впоследствии.
— Почему ты думаешь, что я помешан? — возражает он.
— Да ладно, мы оба
Он улыбается.
— Я не проверяю. Мне не нужно проверять себя еженедельно, потому что я ни с кем не трахаюсь, — говорит он, его глаза сверкают, как будто он знает, что я искала информацию.
Что так и было, но я не собираюсь ему этого показывать.
— И я никогда не забывал пользоваться презервативом. С тобой это случилось впервые.
Я нахмурилась от его слов.
— Что ты имеешь в виду? — я немного озадаченна, потому что люди говорят, и я никогда не слышала, чтобы кто-то использовал презерватив для минета.
— То что сказал. — Он ухмыляется в той самоуверенной манере, которую я привыкла от него ожидать. — Твой рот — единственное место, где я когда-либо был без защиты.
Желание позлорадствовать над этим фактом непреодолимо. Но я сохраняю маску, задумчиво кивая.
— Это не объясняет, почему ты был так категоричен в отношении теста, — продолжаю я, мысленно сокрушаясь по поводу своих слов. Надеюсь, он не собирается швырнуть мне в лицо мою репутацию.
Я уже привыкла к тому, что люди говорят обо мне, но то, что он поверил в это и презирает меня за это, будет больнее всего.
Он глубоко вздыхает, опирается на локти и поднимает лицо к небу.
— Моя мать часто изменяла моему отцу, — начинает он, и я могу сказать, что это не то, о чем он любит говорить. — С кем угодно, на самом деле, — его губы складываются в грустную улыбку. — В итоге она заразила моего отца ВИЧ. Это было некоторое время назад, и тогда было много предрассудков против ВИЧ. Мой отец был гордым человеком и никогда не хотел признаваться в болезни, думая, что люди заклеймят его как гея.
Я киваю. Это правда, что в прошлом болезнь ассоциировалась в основном с гомосексуалистами, и у меня сердце разрывается от мысли, что кто-то предпочтет умереть, чем столкнуться с клеймом.
— Он игнорировал болезнь столько, сколько мог, пока она не переросла в СПИД. Его иммунитет был настолько ослаблен, что он умер от обычной простуды, — из него вырывается сухой смешок.
— Мне жаль. — говорю я тихо, не зная, как утешить его.
— Не надо. Это был его выбор. Но это было достаточно отрезвляюще для меня, чтобы я никогда не хотел ставить себя в такое положение, — продолжает он, и я почему-то чувствую, что он рассказал мне не всю историю.
Но он открывается мне, и… это приятно. Я даже не могу поверить, что думаю об этом, но в моей груди появляется тепло.
— Теперь твоя очередь, — он поворачивается ко мне, в его глазах тихий вызов.
— У меня хроническая тревога и панические атаки, или, по крайней мере, я так думаю. — Признаюсь я, немного смущаясь. Поскольку у меня нет доступа к врачу,
— Ты так думаешь?
— Мой отец не верит в психические заболевания. Он считает, что это фикция и изобретение современной эпохи. Он также не верит в депрессию или, — я фыркаю, — в гомосексуализм. Он также не верит в науку. — Или в образование. Или в независимость женщин. Но этого я тоже не говорю.
— Но то, что с тобой происходит, ненормально, — хмурится он. — Когда я увидел тебя…, — качает он головой. — Черт, ты неконтролируемо дрожала с головы до ног. Ты даже не могла составить слова.
— Я знаю, — я скривила губы в принудительной улыбке. — Я жила с этим годами. И после небольшого исследования я узнала о ксанаксе. Я знаю, что это нехорошо, что я принимаю его без рецепта от врача, — вздыхаю я, — но это единственное, что меня успокаивает. Единственное, что заставляет меня чувствовать себя нормально.
— Вот почему ты была готова на все ради них. — тихо добавляет он.
— Да. Я не могу представить, какой была бы жизнь без них. Атаки, — я делаю глубокий вдох, не в силах поверить, что признаюсь в своей самой большой слабости своему врагу. — Иногда они настолько сильны, что я не могу нормально функционировать. Что бы у меня ни было, это изнурительно.
— Тебе все же следует пройти надлежащую диагностику.
— Я бы хотела. Ты даже не представляешь, как сильно я бы хотела это сделать. Но мой отец этого не допустит. Особенно сейчас, когда ему нужно найти мне мужа, он не может позволить себе продавать бракованный товар.
— Джианна…
— Не надо. Не жалей меня. Пожалуйста. — Я поворачиваюсь к нему. — Так устроен наш мир, и я давно смирилась со своей участью. Таблетки… — Я одариваю его грустной улыбкой. — Только благодаря им я могу выдержать это.
— Тебе восемнадцать. Ты уже взрослая. Наверняка, ты сможешь…
— И что с того? Не знаю, заметил ли ты, Себастьян, но мой отец держит меня на очень коротком поводке. Я завишу от него во всем. А что касается меня? — я качаю головой. — У меня почти нет образования. Никаких дипломов. Ничего, чтобы самостоятельно пробиться в реальном мире. Ничего, кроме… — я прерываюсь, правда горькая на языке.
— Кроме чего?
— Кроме моего тела. — Шепчу я, мои глаза наполняются слезами. — И я бы никогда не прибегла к этому.
Каким-то образом нам удается вернуться домой до рассвета. Мой отец скандалит, когда узнает о нападении и бомбе в машине, и тут же начинает планировать наступление на того, кто посмел угрожать его жизни.
Когда он понял, что мы с Себастьяном целы и невредимы, он просто кивнул, успокаиваясь. И если кто-то сомневался, насколько я ему дорога, он развеял эти сомнения, вздохнув с облегчением, что у него все еще есть невест, которую можно продать.