Опороченная
Шрифт:
Я заметил одну вещь в этой другой Джианне: ей трудно доверять людям. Уже не в первый раз она спрашивает меня о чем-то подобном, пытаясь понять, предам я ее или нет.
— Нет. Я же сказал, что не скажу.
Она задумчиво кивает, но не кажется полностью убежденной.
Поскольку расписание Джианны всегда заполнено огромным количеством занятий, я никогда не обращал внимания на то, что это — танцы, или гольф, или гончарное дело, или что-то еще. Я знаю, что эти занятия — часть ее налаживания связей и способ, которым она поддерживает
Но случайно я наткнулся на тот факт, что ее танцы вовсе не являются танцами. Находясь в том же здании, вместо того чтобы ходить на уроки танцев, она посещала какие-то лекции по психологии.
Сначала я был просто озадачен этим открытием и не стал говорить с ней об этом, просто потому что хотел понаблюдать за ней еще.
Однако вскоре стало появляться все больше и больше несоответствий, все больше трещин в идеально созданном фасаде, который Джианна демонстрирует миру. И я постепенно начал понимать, что ошибался на ее счет.
Но даже когда я узнаю о ней все больше, я не думаю, что приблизился к разгадке головоломки, которой является Джианна Гуэрра.
— Зачем так рисковать? — спрашиваю я. Я уже давно задавался этим вопросом, но так и не смог понять, зачем ей столько хлопот, чтобы просто посетить лекцию. Она и так рискует с книгами в телефоне, ведь, судя по всему, Бенедикто не одобряет идею образования для женщин.
Она вздыхает, внезапно принимая отстраненный вид.
— Потому что это единственное, что принадлежит мне, — поднимает она палец ко лбу. — Это, — она стучит себя по виску, — единственное, что никто не сможет отнять у меня.
Я хмурюсь.
— Что ты имеешь в виду?
— Иногда я забываю, что ты не привык к нашему миру, — горестно качает она головой, прежде чем продолжить объяснение. — Я с юности знала, что однажды выйду замуж за человека, которого выберет мой отец. И с годами становилось все более очевидным, что отец собирался продать меня тому, кто больше заплатит, поскольку, скажем прямо, финансовое положение у него не очень хорошее. Моя первая помолвка сорвалась, и теперь он пытается найти замену. Он в отчаянии, что не сулит мне ничего хорошего. — Делает глубокий вдох, ее маленькие пальцы сжимаются в кулаки.
— Я просто перейду от моего отца, который, возможно, не самый худший тиран, но уж точно не цветочки, к Бог знает кому, — Джианна качает головой, ее губы кривятся в отвращении. — Я стану собственностью этого человека, и у меня ничего не будет.
Слышать, как она называет себя собственностью другого мужчины, мне не очень приятно. В основном потому, что я не могу представить ее с кем-то другим. С кем-то, кроме меня, то есть.
— Я не знаю, на что я пойду ради этого брака, и насколько строгим будет мой будущий муж. Кто знает, может, он даже не разрешит мне пользоваться телефоном, — грустно улыбается она. — Пока все находится в моей голове, никто не сможет отнять это у меня.
— А ты никогда не думала о том, чтобы сбежать? — Я озвучиваю эту идею,
Она смеется над моим вопросом.
— Убежать… — фыркает она, забавляясь. — Наверное, каждый день? — Джианна лениво пожимает плечами. — Но, конечно, это только моя фантазия. Я достаточно умна, чтобы понимать, что далеко мне не уйти. Прежде всего, мне нужна другая личность и способность передвигаться неузнаваемой. Я думала об этом… так много раз, — вздыхает она. — Но я никогда не смогу сделать это сама. И если я сбегу, а отец поймает меня… скажем так, некоторые вещи лучше не знать.
— Ты очень смелая, — искренне похвалил я.
За эти годы я видел много женщин, которых постигла та же участь, что и ее. Но было одно существенное отличие. Они никогда не боролись с этим. Мой отец устроил свадьбу для моей сестры, как только ей исполнилось восемнадцать лет. Ее выдали замуж за дворянина с Сицилии. Хотя он не нуждался в деньгах, которые приносил этот брак, он выиграл от связи с аристократией, что в конечном итоге дало нам больше легитимности в некоторых регионах.
Анна с опаской относилась к своему браку, поскольку ее будущий муж был старше ее по крайней мере на десять лет. Но она никогда не думала о том, чтобы бросить вызов нашему отцу. У нее не было ни бунтарского духа Джианны, ни ее обширных знаний о мире.
Она просто… смирилась. Но было ли это действительно смирением, если это было все, что она когда-либо знала?
То же самое нельзя сказать о Джианне, поскольку Бенедикто выставлял ее на показ перед высшим обществом Нью-Йорка с тех пор, как она достигла половой зрелости, в надежде найти кого-то с достаточными ресурсами, чтобы спасти его тонущий бизнес.
Она видела, что может предложить мир, и научилась думать самостоятельно. Отнимать у нее все это и заставлять ее вписываться в анахроничную форму — просто жестоко.
И на мгновение я чувствую благодарность за свою миссию. Потому что, когда ее действительно разрушат, у нее не останется другого выбора, кроме как жить своей собственной жизнью — для себя.
Ее глаза расширяются от моей похвалы, а брови взлетают вверх, когда она смотрит на меня недоверчиво.
— Что случилось с «избалованная», «ужасная» и другими оскорблениями, которыми ты меня называл?
— Это была правда. Точнее то, что ты хотела, чтобы я увидел. Потому что это то, чего ты хочешь, не так ли? Чтобы люди сбрасывали тебя со счетов как избалованную грубую наследницу.
— Полегче, здоровяк, — мягко смеется она. — Давай не будем превращать меня в какую-то святую. Я знаю свои недостатки, — она пренебрежительно машет рукой.
— Но зачем тебе притворяться? Зачем тебе эта злая личность? — спрашиваю я, пытаясь лучше понять ее.
— Действительно, почему, — поджимает она губы. — Иногда единственный способ выжить среди волков — научиться вести себя как волк, — тихо говорит она.
— Ты настоящий философ, не так ли, солнышко?
Каким-то образом она продолжает удивлять меня.