Опороченная
Шрифт:
Томми — неплохой человек, если не обращать внимания на тот факт, что в девяти из десяти случаях он под кайфом. Даже сейчас, когда я вхожу в зал, где толпы людей приходят и уходят, я сразу замечаю его на диване, склонившегося над столом и нюхающего кокаин.
Он едва замечает меня, когда я пытаюсь обменяться с ним несколькими любезностями, его глаза полностью остекленели.
Сделав дело, я перемещаюсь по квартире, пытаясь найти менее людное место, чтобы провести следующие пару часов, пока не смогу пойти
Балкон — единственное место, где немного тише, поэтому я прислоняюсь к перилам, достаю телефон и подключаюсь к Wi-Fi.
Еще один бонус наличия контролирующего отца является то, что дома я не могу зайти на большинство сайтов. Ведь они могут натолкнуть меня на странные мысли, не подобающие дочери итальянского дона. Но мой отец — тот еще лицемер. Он не брезгует «сутенерством», чтобы получить свои ценные связи, но мгновенно приходит в ярость, если я узнаю больше, чем мне позволено.
Невероятно.
Потому что если бы я знала больше, он не смог бы больше меня контролировать.
Осознавая, что мое время ограничено, я стараюсь скачивать как можно больше бесплатных книг, поскольку если я заплачу за что-то образовательное, он сможет узнать об этом из выписки по моей карте, за которой он внимательно следит.
Ведь при всей нашей демонстрации денег, мы в них не купаемся. Отнюдь нет, поэтому он отчаянно пытается найти мне мужа.
Я сосредоточенна на своем телефоне, когда чувствую, что кто-то толкает меня сбоку.
Сморщив нос, я бросаю взгляд на лицо, одного из самых отвратительных людей, которых, к сожалению, я когда-либо имела знать — Макс Коннор.
Мне хочется вырвать, просто оказавшись в такой близости от него, и особенно когда запах алкоголя, исходящий от его дыхания, доносится до меня. Я не могу не сделать шаг назад.
— Вот ты где, Джи-Джи, — с заплетающимся языком говорит он, подходя ко мне еще ближе.
— Иди и найди кого-нибудь еще, чтобы побеспокоить, — говорю я небрежно. — Неудачник, — бормочу себе под нос.
Он, кажется, не слышит, и теснит меня в угл балкона, в его взгляде смесь злобы и похоти, от которой у меня по коже ползет отвращение.
— Да ладно тебе, Джи. Я все о тебе знаю. — Его дыхание внезапно оказывается на моем лице, и этот ужасный запах вторгается в мои ноздри.
— Отвали, — отталкиваюсь я от него, собираясь вернуться в дом.
Макс Коннор никогда не принимал отказов, доказательством тому служат многочисленные случаи, когда мне приходилось отвергать его ухаживания.
Но как только я немного вырываюсь, он выкидывает руку и обхватывает пальцами мое запястье, толкая назад.
Я ударяюсь спиной о стеклянные перила.
— Что, мать твоя, с тобой не так?
— Ну же, Джи. Я знаю, что ты этого хочешь, —
Внезапно мое раздражение сменяется страхом, а сердце начинает громко биться в груди. Его прикосновения достаточно, чтобы детонировать режим самоуничтожения — единственный режим, который знает мое тело. И моя храбрость медленно исчезает, сменяясь отвращением, ужасом и паникой.
— Убери от меня свои гребаные руки, — отталкиваю его в очередной попытке отодвинуться.
— Ты столько меня динамила. Думаешь, я не знаю, что ты перетрахала половину людей здесь? Что значит еще один, а? Ты ведь знаешь, что я давно хотел оказаться между твоих сладких бедер. — Я не даю ему закончить, поднимаю руку и бью его по лицу.
— Отъебись.
— Вздорная. Мне нравится, — ухмыляется он. — Черт, готов поспорить, что эта киска такая же пылкая, как и ты. Вот как ты сводишь всех с ума. Вот как ты сводишь с ума меня, — хрипит он, и в моем животе зарождается тошнотворное чувство.
Он крепче сжимает мое запястье, занося мою руку над своей промежностью, и позволяя мне почувствовать его эрекцию.
То, что было началом небольшого приступа, перерастает в полноценную панику, когда он продолжает шептать все то, что хотел бы сделать со мной.
Нет… Только не снова.
Достаточного одного воспоминания о том, что может произойти на самом деле, чтобы перейти в режим бей или беги.
Поднимая колено, я даже не задумываюсь, когда направляю его прямо на его член, ударяя так сильно, как только могу, одновременно вырывая свою руку из его. Он отшатывается назад, сгорбившись от боли.
Но я не могу остановиться.
Поднимаю ногу, направляю каблук, и просто толкаю ее к его промежности. Внутри меня есть эта больная потребность, которая хочет, чтобы я убедилась, что он не сможет оправиться и прийти за мной. Что он не сможет причинить мне боль.
И поэтому, даже когда он лежит, я продолжаю наносить удары, его крики боли и звук моих слез заглушаются громкой музыкой.
Только когда в моем сознании появляется немного ясности, я понимаю, что мне нужно уйти. Мне нужно уйти от толпы. Мне нужно…
Мое дыхание становится рваным, я чувствую, как учащается пульс, мой разум затуманивается от того, что я знаю о предстоящей атаке.
Я едва успеваю добежать до туалета, закрываюсь внутри и опорожняю содержимое своего желудка в унитаз.
Кряхчу и кашляю, пока ничего не остается, но пульс не утихает.
Голоса в голове не умолкают.
Прислонившись спиной к холодной плитке, я обхватываю себя руками, ногтями впиваюсь в кожу, пытаясь стереть с себя его прикосновения.
Он прикоснулся ко мне.