Опознание невозможно
Шрифт:
— Ты не собираешься просто сидеть у него и мило болтать, и мы оба знаем это. Иначе зачем ты попросил на подмогу патрульные машины? Я скажу тебе, почему: потому что ты намерен надеть на него наручники и привезти в нижнюю часть города, в Ящик. Вот почему ты взял меня с собой. — Она вцепилась руками в приборную доску, когда Болдт резко свернул с дороги. — Что ты делаешь?
— Никогда не думал, что буду радоваться тому, что у нас на каждом углу можно купить кофе. — Она смотрела на него непонимающими глазами. Он сказал ей: — Ты права. Так что лучше давай возьмем тебе стаканчик крепкого кофе.
Когда они приехали к Гарману, несмотря на все протесты Дафна осталась
Гарман вышел к ним в очках для чтения, на нем были хлопчатобумажный свитер и синие джинсы. К поясу у него был пристегнут пейджер.
— Джентльмены, — приветствовал он их, и в голосе его не прозвучало и намека на беспокойство или озабоченность.
Бывали времена, когда Болдт начинал разговор с посторонних вещей, заводил речь о предметах, далеких от интересующей его темы, устанавливал контакт, но с Гарманом у него сложились рабочие взаимоотношения, поэтому сейчас он сразу же перешел к делу.
— Вы купили двадцатичетырехфутовую лестницу-стремянку, выпущенную компанией «Лестницы Вернера», у братьев Деллизер на 85-й улице.
— Позапрошлым летом, — подтвердил Гарман, кивнув головой. — А вы дотошные ребята, скажу я вам. Вы могли бы просто спросить. Я сэкономил бы вам массу времени и избавил бы от лишних хлопот.
Болдт и Ламойя обменялись быстрыми взглядами. Обоих удивила открытость Гармана.
— Мы хотели бы взглянуть на эту лестницу, — сказал Ламойя пожарному инспектору. Детектив обратился по телефону с просьбой выдать ему ордер на обыск, и судья Фиц согласился с его доводами. Он проинформировал об этом Гармана, надеясь поколебать его невозмутимость.
— Вы можете войти, — предложил Гарман, открывая дверь шире. — И без этого проклятого ордера. — Два детектива вошли внутрь. Болдт услышал, как захлопнулась дверь автомобиля. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что это Дафна. — Но вы не найдете лестницы Вернера, — добавил Гарман без малейших угрызений совести. — Я поменял ее на лестницу другой марки, алюминиевую, которая крепится на петлях. Понимаете, о чем я говорю?
— Заменили? — переспросил Болдт.
— У меня ее украли, — заявил им Гарман. — Шесть, может быть, семь месяцев назад. — Он кивнул головой, поджав губы. — Клянусь Богом. — В дверь постучала Дафна. Гарман впустил ее. Они обменялись рукопожатием. — Послушайте, — сказал Гарман, — вы хотите сделать это в нижней части города, или мы можем остаться здесь?
Болдт чувствовал себя не в своей тарелке, пожарник предугадывал каждое его движение, каждый вопрос. Он хотел отвезти его в нижнюю часть города, воспользоваться Ящиком, напугать этого мужчину. Организовать групповой допрос, во время которого Ламойя будет играть роль плохого следователя, он сам — хорошего, а Дафна — стороннего наблюдателя. Пообтесать его слегка по краям. Заставить нервничать и спотыкаться. Но затем он вдруг подумал, а пройдет ли этот номер с человеком, привыкшим проводить собственное расследование, свои собственные допросы? У Болдта даже появилось такое чувство, будто он смотрит на себя в зеркало.
— Сойдет и здесь, — ответил Болдт, ему не хотелось быть чем-либо обязанным этому человеку, он желал получить от него объяснение по поводу двух мертвых женщин и опасности, угрожавшей его собственной семье, но сержанта сдерживала презумпция невиновности. Полицейские не работают, исходя из этих соображений, они оставляют их судьям и коллегии присяжных. Болдт видел
— Я тут осмотрюсь, — заявил Ламойя, одаривая подозреваемого одним из своих фирменных взглядов, полных отвращения и ненависти. Ламойя был из тех полицейских, которые шли к цели прямо, оставляя в стороне тонкость и хитроумные приемчики. В его методы входили удары головой, когда из подозреваемого выбивали признание. Ламойя вытащил откуда-то сплющенный пакет с неразборчивой надписью на нем и произнес: — Чтобы придать этому делу официальный характер. Вот ордер, который только что подписал судья.
Пакет был заляпан жирными пятнами, почерк — неразборчивым. Гарман взял его в руки, рассмотрел, кивнул и вернул обратно.
— Очень официально, — сказал он, пытаясь шутить.
Ламойя по памяти воспроизвел текст закона Миранды. Гарман всего лишь улыбнулся, беззвучно проговаривая слова про себя. Болдту хотелось ударить этого малого. Гарман выглядел слишком самодовольным, слишком подготовленным — или невинным как агнец. Прежде чем они начали, Болдт уже знал, что здесь они ничего не добьются. Дафна попросила чашечку кофе. Гарман приготовил ей растворимый; и себе он тоже сделал кофе. Болдт и Дафна опустились на диван, который знавал лучшие времена. Гарман уселся на стул, обитый красно-коричневой материей.
Через пятнадцать минут после начала допроса, в течение которых Болдт судорожно делал записи, перепроверяя каждое слово Гармана, к ним присоединился Ламойя. Он покачал головой Болдту, стоя за спиной Гармана, и изобразил руками большие нули. Болдт даже не удивился.
Большую часть следующего часа он возвращался к некоторым заявлениям Гармана, пытаясь подловить его на противоречиях, но не продвинулся ни на шаг. Игра пожарного инспектора — если это была игра — была безупречной и убедительной. Болдт понял, что перед ним сидел человек, который достиг уважаемого положения в среде пожарников. Он хорошо служил этому городу, заработав несколько знаков отличия за успехи в профессиональной деятельности и за работу с подростками. Даже если поставить его перед судом присяжных со всеми нужными доказательствами, никакой гарантии добиться осуждения не будет.
Через час и двадцать две минуты после начала допроса Дафна набрала первые несколько очков.
— Расскажите нам снова о вашей службе в ВВС.
Гарман кивнул.
— Я прослужил два года на авиабазе Гранд-Форкс и шесть — на базе в Миноте. Тогда был женат. Молод. Хорошие были времена.
— Не такие, как сейчас, — сказала Дафна.
— Совсем не такие, — согласился Гарман, получив от нее в награду улыбку.
— Должно быть, вы достаточно хорошо знали остальных ребят, — заметила она.
— Там по-настоящему хорошо знаешь всех: ребят, их жен, семьи. Гранд-Форкс — большая база. В сущности, это целый маленький город.
— Это ведь ракетные базы, не так ли? — поинтересовался Ламойя.
Вопрос заставил Гармана улыбнуться.
— Вам придется самому выяснить это, детектив. Я дам вам возможность приложить свои способности.
Ламойя ощетинился и неловко переступил с ноги на ногу. Он принес из кухни табуретку, поставил напротив Гармана и оседлал ее.
Итак, рамки были установлены самим Гарманом, отметил Болдт. Он будет работать с Дафной, держаться на уважительном расстоянии с Болдтом и пикироваться с Ламойей. Больше всего Болдта беспокоило то, что Гарман выбрал именно такую линию поведения, которую предпочел и сам Болдт в данных обстоятельствах.