Опричник
Шрифт:
— Стоять! — заревел я. — Держите его!
Держать было некому, все заняты. Даже при том, что к нам спешно прибывало подкрепление. Побежал за ним сам. Пришлось немного попетлять меж сражающихся, но я добрался до него прежде, чем он сумел ускользнуть. Схватил за шиворот, поднял на ноги, как нашкодившего кота.
Бросил саблю в ножны, достал пистолет, бахнул в воздух, привлекая всеобщее внимание. Мимо пронеслась обезумевшая от страха лошадь.
— Всё кончено! Бросайте оружие! — прокричал я.
Баир-мулла был в моих руках. И к
Увидев схваченного муллу, татары замерли с оружием в руках. Их тотчас же разоружили, повязали, начали сгонять в одну кучу, словно отару овец.
Раненых отводили в сторону, оказывали первую помощь, мёртвых складывали отдельно. Троих татар и двоих русских.
Князь Воротынский подъехал ко мне, взъерошенный, взбудораженный, с окровавленной саблей наголо. Натянул поводья, заставляя мерина фыркать и дёргать головой, переступая с ноги на ногу.
— Этот? — злобно глядя на татарина в моих руках, спросил воевода.
— Он, княже, он к бунту народ подстрекал, — сказал я.
— Ложь! — воскликнул мулла. — Клевета!
— Это мы ещё выясним! Увозите! — приказал Воротынский.
Суматоха боя сменилась суматохой спешных сборов. Пленённых татар грузили на лошадей, чтобы увезти в кремль и допросить. Пора и нам было ехать.
Я подождал, пока ко мне подойдут Леонтий и Фёдор. Оба не пострадали, хотя помахать саблями пришлось им обоим. Оба мрачные и хмурые. Веселиться и правда было не с чего, тут не до веселья. Мы бросили камень в воду, и сейчас от него разойдутся круги, сперва по Казани, а потом и по всему бывшему ханству, и я гадал, не подтолкнули ли мы ещё больше людей к сопротивлению? Арест получился отвратительный.
— Едем. В кремль, — сказал я.
Они молча забрались в сёдла, я тоже запрыгнул на лошадь, тронул пятками бока, пуская её шагом. Из окон и из-за заборов татарской слободы на нас глядели женщины и дети, и от этих взглядов мне стало не по себе.
В кремль мы добрались в числе последних. Спешить мне не хотелось. После такого провала хотелось вообще уехать из города подальше. Формально, конечно, моя миссия была выполнена, зачинщики арестованы, но я боялся, что это наоборот только сыграет злую шутку. А оставлять Воротынского наедине с этой проблемой мне было даже немного стыдно.
Татар заперли в одной из башен кремля, отдельно друг от друга. Преступление их никем не оспаривалось, всё же они напали на русского воеводу, на представителя царя. Их всех ждала незавидная участь. А вот преступление муллы ещё требовалось доказать. И дознанием наверняка уже занимались.
Я связываться с этим делом не желал, поэтому направился к воеводе. Застал его в компании слуг, помогавших ему разоблачаться и снимать доспехи, которые теперь нужно было вычистить и смазать.
— А, это ты! — воскликнул князь. — Заходи! Ты же видел? Видел, да?
— Что видел? — не понял я.
— Сволота…
— Я спиной к тебе стоял, княже, — сказал я. — На меня из мечети выскочили.
— Точно… Ну, всё равно. Нашлись, мерзавцы, — оскалился он. — Висеть им скоро всем, как яблочкам спелым, это я тебя уверяю.
— Как бы народ не взбаламутился, — осторожно произнёс я.
Похоже, Воротынский своим управлением изрядно настроил татар против себя. На пустом месте такие заговоры с попытками убийства не возникают. Да и эта его кровожадность наводила на определённые мысли.
— Какой такой народ? Татаре, что ли? — сдвинул брови Воротынский. — Да брось.
С одной стороны, мне хотелось бросить всё и вернуться в Москву, доложив царю о том, что задание выполнено. С другой стороны, если пустить всё на самотёк, ситуация может стать ещё хуже прежней. Князь Воротынский с ролью воеводы и наместника справлялся не очень хорошо. Опять же, по результатам моего доклада царь пришлёт сюда другого воеводу… Я не мог определиться, что делать.
— С муллой что делать думаешь? — спросил я.
— Да на кол его посадить, — пожал плечами воевода. — Это ж надо, к восстанию подстрекать… С прошлыми такими знаешь, чего сделали?
— Нет, — сказал я.
— В Москву вывезли и там… Чик! — показал воевода характерный жест по горлу. — При всём честном народе.
— Так то, наверное, князья были какие, — предположил я. — Ханы, царевичи.
— Ну… Да, — почесал бороду князь.
— Не казни муллу. Шума не делай, — попросил я.
Князь нахмурился. Мой совет ему не понравился. Как минимум ещё и потому, что он не считал меня тем, кто имеет право раздавать советы.
— Взбаламутятся, мыслишь… Взбунтуются… Как взбунтуются, так и усмирим, — сказал воевода. — То дело нехитрое.
— Мы же явно не всех поймали, — сказал я. — Кто по делам отлучился, кто под лавкой схоронился, кто убежать сумел. Они народ поднимут, коли Баира-муллу на кол посадишь.
— Кремль крепкий, дроб каменный в тюфяках есть, — фыркнул Воротынский. — Как подымутся, так и разбегутся. Али ты за этого муллу не просто так заступаешься? Слово секретное тебе шепнул? Околдовал басурманин?
— Я не за муллу заступаюсь, а за простых жителей, — сказал я, демонстративно осенив себя крестным знамением. — Хочешь убить — не возражаю, есть за что. Но не так. Голодом тихонько уморил бы в порубе, да и всё. А позорной смертью казнить не надо. И из тюфяков по горожанам палить тоже, всё же подданные царёвы, а он за людишек с тебя спросит.
Воевода фыркнул, не желая признавать мою правоту, но и не находя аргументов, чтобы возразить. Ещё и упоминание царя заметно остудило его кровожадность, всё же он понимал, что я один из царских приближённых и могу нашептать тому что угодно. Пусть я и худородный, а определённый вес в обществе я уже имел.