Опричник

Борчанинов Геннадий

— Шестой год, — сказал он.

Значит, успел уже к этому месту прирасти, прикипеть. Может и не уйдёт.

— Так что? Договорились? — спросил я.

— В этот год не успею к Юрьеву дню, — сказал он.

В остальном, похоже, оброк для него был не слишком обременительным.

— К следующему приготовишь, значит, с недоимками, — сказал я. — Согласен?

— Согласен, — сказал охотник.

На том и договорились. Договор скрепили рукопожатием, но в избу, вернее, в свою землянку Салмиян нас не пригласил, а навязываться я не стал. Спросил только

ещё раз, точно ли он тут один обитает, и всё.

А так пятьсот четей моего поместья наполовину были покрыты лесом, наполовину — лугами, которые можно было бы распахать или оставить для покосов. Салмиян проводил нас до Икши и обратно, чтобы я мог посмотреть наглядно. Жил он здесь и в самом деле один. Ближайшие его соседи обитали верстах в десяти к северу.

Можно было бы, конечно, остаться здесь ненадолго. Даже срубить небольшую хижину, чтобы во время будущих визитов было где остановиться. Но мы, коротко посовещавшись, решили ехать дальше. Вернуться к Васильсурску, а оттуда через Нижний Новгород дальше к отцовскому имению.

Выданное царём поместье меня, мягко говоря, разочаровало. Помещик — не волк, которого ноги кормят, его кормить должны сидящие на его земле крестьяне, и первоначальный смысл выдачи поместий заключался как раз в этом. А просто раздача государственной земли… Так себе затея. Без крестьян с неё даже не прокормиться, разве что пахать самому, но тогда на службу просто не останется времени.

Так что мы пробирались обратно к Волге. Фёдор и Леонтий благоразумно помалкивали, не говоря мне ни слова про поместье. Болтали на отвлечённые темы, старательно избегая любого упоминания Разрядного приказа, поместной службы, вотчин и всего тому подобного. С пониманием отнеслись, за что я мог их только поблагодарить. Выслушивать невинные подколки и пошутейки я бы не смог. Особенно от них.

В Васильсурске ненадолго остановились, чтобы привести себя в порядок после блуждания по чащобам. Отоспаться наконец в тепле, поесть горячего. А потом двинулись к Нижнему, где оказались аккурат к Масленице. Пришлось остановиться и там, никому из нас не хотелось пропустить праздник и народные гуляния.

Окончание зимы праздновали с небывалым размахом. Лёд напротив нижегородского кремля был запружен народом, весь город вышел на Волгу, чтобы отметить Масленицу, и мы присоединились к этой толпе.

Отовсюду звучали громкие крики, заливистый смех и весёлые песни, со всех сторон пахло едой. И дети, и взрослые катались на горках, скоморохи водили ручных медведей на поводках. Чуть в стороне, у пристани, проходили кулачные бои, и мы, не сговариваясь, пошли туда. Людей посмотреть и себя показать.

— Народу-то сколько! — выдохнул Фёдор. — Столько и во Владимире нет!

— Братцы, может, кулаками помашем хоть? — предложил дядька. — Вон, желающих полно! А я по молодости первый боец на всей суздальщине был!

Его аж распирало от предвкушения. В кругу сейчас дрались парни из Верхнего и Нижнего посадов, дрались отчаянно и остервенело, сводя застарелые счёты в формате пять на пять, стенка на стенку. И хотя у обоих

сторон кипела злость, правила соблюдали строго. Упавших не добивали, ниже пояса не били, использовали только голый кулак и ничего более. Молодецкая забава, а не смертельная битва, всё-таки.

— А давайте, — согласился я.

Я успел опрокинуть в себя медовухи и заесть блинами, так что программа минимум на эту Масленицу уже была выполнена. Отчего бы и не подраться.

Никакого урона чести в том, чтобы выйти в круг против обычных горожан и селян, я не видел, да и я, в конце концов, воин, а не придворный шаркун. Вот если проиграю — могут припомнить, это да. Значит, нужно всего лишь не проигрывать.

Посадские закончили, на ногах осталось только двое парней из Верхнего посада, шатающиеся, но счастливые, и толпа приветствовала их одобрительными криками и свистом.

— А ну, кто супротив нас троих готов выйти, кто храбрый?! — окидывая толпу взглядом, громко произнёс я. — Гости мы ваши, из Владимирской земли!

— Щас мы гостей попотчуем! — выкрикнул кто-то.

— Глянем, как во Владимире кулаками машут!

— Всех троих угостим! Квасом клюквенным, да их собственным!

Мы вышли в круг, скинули рукавицы, шапки, закатали рукава. Лёгкий морозец пощипывал лицо, румяня щёки. Ничего, сейчас быстро согреемся. Против нас вышли трое молодцев, широких и плечистых.

— Дерёмся на кулачках, — сказал их главный. — Да по-честному.

И нас, и их приветствовали бурно, подбадривали криками, свистели. Разлитый в воздухе азарт охватывал всех до единого.

— Давай, начинай!

— Покажите им!

Мы с дядькой и братом переглянулись, посмотрели на наших противников, определили себе цели. Мне достался мордатый рыжий парень с длинными усами, брату — молодой юноша с короткой стриженой бородой, а дядьке, как самому старшему из нас, достался их главный, жилистый и юркий мужичок в одной только рубахе.

Сошлись все одновременно, нахлынув друг на дружку, как две встречные волны. Хватать и использовать борцовские приёмы было нельзя, только драться кулаками, и мне пришлось спешно уворачиваться от летящей оплеухи, которая прошла вскользь по скуле. Я, однако, устоял, хоть и звёзды сыпанули из глаз, а в кровь тут же впрыснулся адреналин. Ответил ударом под рёбра, под микитки, как здесь говорили. Мой рыжий визави разом выдохнул весь воздух из лёгких.

Я вспомнил, как в юности дрались так же микрорайон на микрорайон, двор на двор. Там правила, однако, были посвободнее, не такие суровые. Выходили на пустырь и месили друг друга, просто и бесхитростно.

А тут нужна была не просто удаль. Нужны были стратегия и тактика. У наших оппонентов они однозначно были, двигались они слаженно и слитно, будто только и занимались тем, что дрались на кулачках втроём против заезжих гостей.

Жилистый, например, щедро раздавал тумаки не только Леонтию, но и периодически старался задеть меня или Фёдора, и иногда это у него получалось, рыжий активно уворачивался, пытаясь подловить меня на контратаке.