Опрометчивость
Шрифт:
– Я тебе забыла кое-что сказать, – сказала ему Венеция, когда они шли к лифту. – Дело в том, что я впервые встала здесь на лыжи, когда мне было три года – я приехала с матерью, а Дженни была отличной спортсменкой. Она сама – превосходная лыжница и хотела, чтобы меня обучали лучшие тренеры. Так что если ты и обойдешь меня в скорости, Морган МакБейн, а я такого даже и допустить не могу, то ты никогда не превзойдешь меня в мастерстве.
– Возможно, ты и права, – улыбнулся он. – Мои тренировки заключались в том, что отец примерно полчаса показывал мне основные движения. Затем он посадил меня в кабину подъемника и отправил на вершину, а там сказал: «Следуй за мной». У меня не было выбора – если я хотел спуститься
Пока они шли за управляющим по коридору, Венеция рисовала в своем воображении маленького испуганного мальчика, одного на склоне горы – наверное, гора казалась ему ужасно крутой.
– Похоже, у тебя суровый отец, – отозвалась она.
– Да. Был – и остается. Но все равно, это самый лучший отец в мире. Он вырастил меня без матери и делал это так, как считал наиболее правильным. – Морган слегка улыбнулся. – Но он твердо знал одно – его сын не будет неженкой; деньги нужны, чтобы хорошо питаться и получить хорошее образование, а не для того, чтобы баловать ребенка.
Венеция втайне решила, что Фитц МакБейн – суровый старый тиран, однако вслух ничего не сказала.
– Вот ваша комната, мадемуазель. – Управляющий торжественно отворил дверь.
Это была просторная, залитая солнцем комната, в которой стояла масса цветов и две скромные односпальные кровати, ожидая, какую из них она выберет. Венеция вопросительно взглянула на Моргана.
– Моя комната рядом, – сказал он. – Даю тебе пятнадцать минут, чтобы переодеться, и сразу же в горы, хорошо?
– Обед подается в ресторане, сэр, – сказал управляющий, провожая Моргана до двери.
Венеция рассмеялась, услышав ответ.
– Обед? У нас нет для этого времени – мы потом в каком-нибудь кафе в горах что-нибудь перекусим.
Когда Морган хотел чего-либо, он действовал немедленно. Он прилетел в Лондон, уговорил ее бросить работу и увез в Швейцарию буквально следующим же рейсом. Венеция с опаской посмотрела на сдвоенную кровать. Она, разумеется, ожидала, что Морган снимет для нее отдельную комнату – Морган не мог проявить ни нескромности, ни самонадеянности, чтобы заказать им один номер на двоих, да и отношения у них были еще не на той стадии. Но все же. Она села на край кровати, стянула сапоги и джинсы и влезла в теплые тонкие рейтузы, хлопчатобумажную водолазку, затем в лыжный костюм. Она натянула меховые мохнатые сапоги, пристегнула к поясу сумку, схватила темные очки и направилась к двери. В коридоре ее уже ждал Морган, готовый постучать в дверь. – А я быстрее, – сказал он торжествующе. – Первый раунд за мной.
– Я думала, мы соревнуемся только на трассе, – возмутилась Венеция.
– Конечно, конечно… только будь начеку, мисс Венеция Хавен, – предупредил он. – Тебе придется нелегко!
Венеция уже забыла, как это на самом деле здорово. Они начали с самой простой трассы – просто для того, чтобы ноги привыкли к лыжам, как сказал Морган, хотя в глубине души она подумала, что он просто проявляет благородство, позволяя в случае, если сложные трассы покажутся ей чересчур опасными, пойти на попятный. А это вполне могло случиться, подумала она, отстегивая крепления и взваливая лыжи на плечи – ноги дрожали с непривычки. Но все равно было очень здорово: снег отличный, небо голубое, лишь на горизонте виднелась небольшая полоска облаков, а солнце пекло вовсю. А пока она стояла внизу, у конца трассы, ожидая Моргана, который дважды упал в самом начале и поэтому сильно отстал. Она обогнала его по крайней мере минуты на три, подумалось ей, когда он, сделав разворот, остановился рядом с ней.
– Ты победила в честной и упорной борьбе, – улыбнулся он. – Черт побери,
– Безусловно, – с надменным видом сказала она, – и проигравший покупает для победителя подогретое вино и бутерброд, договорились?
Морган с шумом втянул в себя воздух.
– Ты даже не предполагаешь, во что ввязываешься. – Он взвалил лыжи на спину и обнял ее за плечи, направляясь к небольшому, но заполненному народом кафе с видом на долину. – К концу недели, Венни Хавен, ты, возможно, пожалеешь об этом. Ты просто разоришься!
Солнечные лучи золотили снег, разбивая его на миллионы сверкающих брызг, а они сидели, согретые горячим вином, утолив голод бутербродами с ветчиной на поджаренном хлебе, и с удовольствием наблюдали за тем, что происходит в долине.
«Ну, разве не блаженство?» – подумал Морган. Он был в горах – а горы он любил всегда – в чудесный день, который послала им судьба, с девушкой, к которой он испытывал самые теплые чувства. Он украдкой бросил взгляд на профиль Венни, потягивающей вино и любующейся открывающейся перед ней панорамой, похожей на яркую открытку. Ему нравился мягкий изгиб ее профиля с чуть заметной ямочкой на правой щеке, которая то появлялась, то исчезала, когда она разговаривала, придавая лицу чуть заметную очаровательную асимметричность. Ему нравился открытый взгляд больших синих глаз, длинные загнутые ресницы с золотистыми кончиками, ему нравилось, как она стягивает лентой свои густые светлые волосы, нравилась изящная спина, которая казалась тоненькой и хрупкой даже под объемной лыжной курткой, хотя таковой она не являлась. Венеция была человеком сильным – и не только физически, но и по характеру. Он знал, с каким упорством она занимается своими обедами, он очень хотел помочь ей, ведь можно же было бы как-то облегчить ей жизнь? Однако его не покидало чувство, что Венеция не отступит ни ради кого или чего, пока не добьется поставленной цели.
– Ну что, попробуем еще? – спросила Венни, натягивая мягкую пушистую серо-розовую шапочку, подобранную в цвет костюма. – Я собираюсь пройти по сложной трассе, а ты?
– Давай, веди.
Они дружно протопали в своих тяжелых ботинках по деревянному полу террасы к выходу, взяли из ряда приставленных к стенке лыж свои, пристегнули их и покатили к подъемникам. Сидя в ползущей вверх кабине и держась за руки в качающемся кресле, Венеция чувствовала, что она на седьмом небе.
Снег, таившийся в тех облаках, которые утром были видны на горизонте, начал падать крупными хлопьями, и когда они, спустившись в пятый и последний раз, направились в «Палас», уже бушевала настоящая метель.
– Здорово мы успели, – проговорил Морган, складывая лыжи и ботинки в специальный шкафчик. – Спорим, что завтра все трассы будут закрыты.
Венеция что-то промычала, разминая уже начинающие побаливать мускулы: – О-о-ох, боюсь, что меня это уже не волнует… У меня одно желание – залезть в горячую ванну, а потом спать целую неделю.
– Что касается горячей ванны, то это я тебе разрешаю, – сказал Морган, – а затем пойдем в бар что-нибудь выпить, а потом обед при свечах для двоих, а потом… – Морган обнял ее за плечи и притянул к себе.
– А потом? – прошептала она, лукаво глядя на него из-под приспущенных ресниц.
– Будем танцевать, целоваться… – Морган решительно прижал свои губы к ее холодным губам, чувствуя, как ее руки обхватывают его шею.
– Ну вот, обнимаемся здесь в кладовке для лыж, как старшеклассники, – усмехнулся Морган, – а ведь ты замерзла. Никогда в жизни мне не приходилось целовать такие ледяные губы. Пошли, тебя еще надо засунуть в эту горячую ванну. Мы продолжим с того места, где остановились, но попозже.