Опрометчивые желания
Шрифт:
Рассказывать про то, что дни крови уже оттерзали тело три недели назад она не стала. Да и не следует такие вещи обсуждать с посторонними людьми. Зато для себя с горечью уяснила — новая жизнь в ее чреве так и не зародилась.
— Смотри, — Генри шутливо погрозил пальцем. — Ты нам нужна здоровая и сильная.
— Нам? Что это значит? И умоляю, не надо больше загадок и недомолвок!
— Сам Господь привел тебя к нам! — выпалил он, фанатично сверкая глазами. — Мы пытаемся бороться, но у нас нет стержня. Нам нужна не просто идея, нам нужна искра, способная зажечь десятки тысяч! Ты станешь символом свободы для народа, Виктория!
Договорил — и замер, будто от
А он, меж тем, воодушевился, вероятно, приняв молчание за согласие, и продолжил говорить. Голос обволакивал, превращался в тягучую песню. Словно зачарованная, Виктория всматривалась в черты его лица и не могла понять — шутит он или говорит серьезно? Неужели такой обычный щуплый парнишка, которого она без зазрения совести дразнила в детстве, вырос не просто в джентльмена, а в политического интригана? Как такое возможно? Снова и снова в душе вспыхивало и гасло сомнение: знает ли она этого человека настолько, чтобы довериться? Генри закончил вдохновенную речь и уставился на нее.
— С ответом не тороплю, если решишь остаться умершей — помогу затеряться где-нибудь в Америке или Индии. Но ты представь — тысячи людей лишены всего и жаждут перемен. Жаждут, чтобы монархия покачнулась и отдала власть народному парламенту. Ты же сможешь направить их в правильное русло!
— И что же я могу дать им? Я ведь той же королевской крови, что и братья… Даже, может, более голубой, чем их.
— Достаточно пообещать им землю и спад налогов — и они вырвут свои сердца ради тебя! Поверь, я не питаю иллюзий. Львиная доля моих людей — воры и убийцы, но и у них есть мечта о сытном куске и паре грядок с бобами. Я лишь прибрал их к рукам и нашел применение этой силе. Кое-кого припрятал, других — устроил на службу в секретные ведомства, остальных — приютил и накормил. И теперь они верят, что я могу больше, поведу их крушить Тауэр или громить тайные канцелярии. Но всё это — пустой звук, если не будет национального символа, идеи. Выходит — без тебя все мои старания канут в лету.
Виктория молчала. Прислушалась к себе — и обнаружила, что чем дольше слушает Генри, тем сильнее боится. Всё ее существо дрожало и сжималось, когда слова Трейтора обретали образы, сливались с кровавыми образами из учебников. Одно дело — родить, и тем лишить единокровных братьев власти, другое — встать во главе толпы. Толпы в большинстве своем неуправляемой, жаждущей отмщения и расправы. Виктория была мала годами, но не умом и понимала — бунт не пощадит никого. Будь то полицейские или случайно подвернувшиеся люди, не успевшие юркнуть в безопасное место. Реки крови — это совсем не то, чего хотелось, что согрело бы душу. И потом — если тот самый народ, ради которого она мечтала свергнуть братьев — кишевшие за стенами бродяги и оборванцы, невесть чем промышлявшие, нужна ли ей такая победа?
Додумать Виктория не успела, Генри, похоже, истолковал ее молчание по-своему — грубо притянул к себе и поцеловал. Жадно, задыхаясь от восторга. Горло перехватило, обдало жаром. Но прежде, чем она успела что-то сообразить, руки сами отпихнули Генри, добавляя вдогонку пощечину. Он замер, тяжело дыша и сжимая кулаки. Взгляд туманный, налитый страстью. Мгновение — и он отвернулся, выдохнул, обхватил голову руками.
— Прости-прости!
Вскочив со стула, он бросился к двери, откуда доносился топот и шорохи, ухватился за ручку двери и обернулся, словно хотел попрощаться. Взмокший, взъерошенный, похожий на уличную собаку. Викторию захлестнула жалость, еще додумывая о том, что без пальто он точно замерзнет и, возможно, простудиться, она бросилась вдогонку. Бросилась, понимая и принимая, что тем самым согласится на всё…
— Извини, — смущенно пробормотал Генри, разглядывая расплывавшееся на простыне красное пятно. — Я не думал… И потом, ты говорила, что могла быть беременной…
— Да… — Виктория и сама растерялась. — Меня касался мужчина… Там, — выдавила она, чувствуя, как разгораются щеки.
— Так же, как я? — не унимался Генри.
— Не совсем… Он коснулся руками… — большего она не могла вырвать из себя. Смущение и стыд связали язык узлом.
— Руками! — воскликнул он, и Виктория вздрогнула, представляя, как вся ночлежка подслушивает у стен и двери. — Вики, неужели никто не сказал тебе, что от рук детей не бывает?
Похоже, его это здорово развеселило, а вот она начала злиться. Кто он такой, чтобы потешаться над ней? Да, с маленькой девочкой королевской крови никто не заводил интимных бесед. Да и повзрослев, она считала ниже достоинства пытать ушлых горничных или более опытных светских дам об этом.
— Не дуйся, — целуя ее в лоб, проворковал Генри и притянул Викторию к себе за плечи. — Теперь ты моя! Только моя! А тряпки отдай Освальду, он отстирает.
Виктории показалось — она упадет в обморок от стыда. «Ну, уж нет, — решила про себя. — Скорее сама пойду ночью на реку, чем позволю Освальду стирать свой позор». Странное дело — в уме она считала свершившееся стыдным делом, а сердце отбивало лихорадочную чечетку, ликовало, обмирая от каждого нового поцелуя. Кляня себя, Виктория сильнее прижималась к крепкому молодому телу любовника и вспоминать забыла о том, что когда-то у нее была другая жизнь.
Глава 42
«Мистер Пинчер! Я знаю, что вы ищете встречи со мной. Не стану скрывать, что я тоже хочу видеть вас наедине. Наша встреча станет возможной, если вы захватите бумаги на Аннет Хьюлори. Буду ждать вас завтра в пять в гостинице мистера Льюиса на Грин-стрит. Поверьте, и ваше желание исполнится. Мари».
Несмотря на хорошее настроение, охватившее Лори Пинчера после полученной вчера записки, у него всё валилось из рук. С самого утра он опрокинул таз с водой для умывания и больно ушиб мизинец на правой ноге, кухарка пересолила омлет, сыр скис, а обеденную газету мальчишка на побегушках Сэм притащил промокшую насквозь, хотя дождя не было уже неделю.
— Простите, сэр, — виновато шмыгая носом, лепетал он. — Я не успел проследить, когда это случилось. Возможно, кто-то поливал цветы, и вода попала на бумагу…
Доводы оборвыша не походили на правду, ведь промокла только газета, рукава и ладони Сэма были сухими. Оставалось только удивляться, каким надо быть нерадивым слугой, чтобы позволить себе нарочно испортить господину день. Приказав управляющему отвесить мальчишке палок, Лори слегка успокоился и снова погрузился в предвкушение назначенной встречи. Он ликовал — она сама позвала его! Сама! Скромная и неприступная даже в плену констеблей и во власти Шелди-Стоуна, что и вовсе из ряда фантастики, Мари захотела тайной встречи именно с ним! Лори довольно потирал руки и жмурился, разглядывая сквозь щель между занавесками солнечные лучи.