Оптинские были. Очерки и рассказы из истории Введенской Оптиной Пустыни
Шрифт:
В начале 1891 года о. Амвросий постриг Леонтьева в монашество с именем Климента. Леонтьев был очень болен, – он перенес дизентерию, заражение крови, у него был тромбофлебит, плохо работало сердце, кроме того – быстро развивающаяся болезнь мочевого пузыря, грозившая большими неприятностями. Однако он, сам по своему университетскому образованию врач, не унывал, а жизнь в Оптиной давала дополнительные силы. Старец Амвросий был прозорлив, он видел, что дело идет к концу, причем как для него самого, так и для Леонтьева. Он благословил его ехать в Троице-Сергиеву Лавру, чтобы быть ему ближе к Москве, к врачам, ведь может потребоваться срочная операция.
«Старец настойчиво, уже с весны побуждает меня к этому переселению… говорит: "Не должен христианин напрашиваться на слишком жестокую смерть. Лечиться – смирение". И даже торопит отъездку пока не холодно. Может быть, у него есть и другие обо мне соображения, о которых он умалчивает… А если бы он сказал: "Не
В тот год, находясь в Шамординском монастыре, где старец Амвросий простился с Леонтьевым («Прости меня, прости!» – говорил старец ему), он заболел и не смог вернуться в Оптину. Скончался там 10 сентября. Спустя неделю, узнав об этом, Леонтьев пишет: «Кончина моего старца о. Амвросия не застала меня врасплох; он был так слаб, что я дивлюсь, как он мог еще дожить до 79 лет. Я столько лет ждал со дня на день его смерти, что теперь ничуть этим не поражен. Понимаю, конечно, что встретятся еще не раз случаи, если проживу еще долго, когда я буду восклицать: "Где отец Амвросий?" Но что же делать! Воля Божия!»
Но если отцу Амвросию было 79, то Леонтьеву (отцу Клименту) только 60 лет. И тем не менее 12 ноября того же 1891 года он скончался – и не от своих старых и грозивших ему недугов, а от воспаления легких: он случайно простудился, сидя у открытого окна… Его похоронили на кладбище Гефсиманского скита, что близ Сергиева Посада.
Это был писатель первого ряда, своеобразный и в творчестве, и в жизни. Многие деятели культуры отмечали, что Леонтьев – борец против уравниловки, однообразия, против пошлости мещанства, собственно, против насильственного умерщвления народа.
«В жажде равенства, – писал Бердяев, – охватившей мир, он почуял и пытался раскрыть дух антихриста, дух смерти и небытия». Леонтьев видел начало того страшного слияния народов и отдельных личностей в серую массу без лица и национальности, которое грозило охватить Америку, Европу, Россию… Писатель, ученик Оптинского старца, он ярко и беспощадно изображает будущее, видя его ростки уже в своем времени, – этому много помогало глубокое проникновение писателя в святоотеческую духовность.
Леонтьев под руководством старца Амвросия занимался умным деланием – творил Иисусову молитву. Старец учил его тонкой борьбе с дьявольскими приражениями к уму. Бывало также, что старец благословлял его писать ответы на письма, полученные им, старцем, от людей, ищущих духовного совета. Так, в марте 1888 года он ответил на ряд вопросов студента Московского университета. Письмо Леонтьева – очень серьезное и в то же время яркое как по мысли, так и по живым деталям, так как он приводит случаи из своей собственной жизни по тому или иному поводу. В этом письме есть очень тонкие моменты. Например, он пишет: «Мы все нынче ищем сразу сильного чувства, трепетного ощущения, искренности и т. д. Это большая ошибка. Не только ровную молитву приобрести невозможно, но и ровная вера едва ли кому-нибудь доступна, разве великим подвижникам (и за то, что у них вера всегда ровна, я не ручаюсь; свидетельств святоотеческих на это не помню). Помните Евангельское: "Верую, Господи, помоги моему неверию"? Можно считать себя верующим, но нельзя никогда считать себя достаточно верующим». Разобрав затем целый ряд вопросов, Леонтьев пишет: «Не знаю, хорошо ли я объясняю, но я передаю вам то, чем руковожусь в жизни сам. Так меня учили и древние аскетические писатели, и духовные старцы нашего времени». И в конце письма: «Писано по благословению Оптинского старца отца Амвросия. Март 1888 г. Оптина Пустынь». Можно заметить: многие ли из русских писателей так прилепились к духовным наставникам, многие ли занимались чтением аскетических творений подвижников духа? Впрочем, изучение жизни и творчества К. Н. Леонтьева еще впереди – еще нет его полного жизнеописания.
Леонтьев в своих сочинениях много упрекал интеллигенцию и особенно дворянство за то, что они отдалялись и от Церкви и в том числе, от монашества, очевидно, поддаваясь настойчивой пропаганде либералов, поборников «свободы»… «Позволю себе думать, – писал он, – что в наше время нужно считать не совсем оконченным христианское воспитание того человека, который не дал себе труда познакомиться с монашеским учением, не искал общения с истинно духовными людьми» (статья «Добрые вести»). Рассуждая о страшной деградации общества в западных странах (в немалой степени и в России), о духовном упадке или едва ли не смерти заживо, – Леонтьев все же говорит: «Пока религия жива, все еще
ВЛАДЫКА ОПТИНСКОГО ДУХА
Оптинские связи епископа Михея (Алексеева)
(1851–1931)
Каждую неделю причащался Святых Христовых Тайн в Андреевском соборе Кронштадта командир 7-го флотского экипажа капитан 1-го ранга Михаил Федорович Алексеев, морской офицер из дворян. Он в течение почти двадцати лет, с 1872 года, был духовным чадом протоиерея Иоанна Ильича Кронштадтского и считался своим человеком в соборе – батюшка разрешал ему прислуживать в алтаре. И вот Великим постом 1890 года, ненастным мартовским днем пришел он к отцу Иоанну с горестным известием о скоропостижной кончине своей молодой супруги. Сразу же после похорон потрясенный горем капитан по благословению своего духовного отца подал рапорт об отставке и вскоре получил ее. Судьба его резко изменилась, на взгляд посторонних людей – неожиданно и лишь по поводу постигшего его горя, а на самом деле закономерно: отец Иоанн, зная его благочестивое устроение и превышающую всякие земные привязанности любовь к Богу, благословил его вступить на путь монашества, идти послушником в Иоанно-Предтеченский Скит Оптиной пустыни под руководство великого старца Амвросия. Михаил Федорович увидел в этом волю Божью, оставил все и 30 марта уже был в обители, о которой он знал и раньше и всегда считал, что этот монастырь «самой строгой жизни». Старец Амвросий с любовью принял его под свое крыло. «Я здесь укрепился, – писал впоследствии владыка, – оставил земную суету и, вдумываясь в свои дела, исправлял свои недостатки под руководством старцев. Там я думал остаться навсегда».
Два с половиной года пробыл Михаил Федорович в Скиту. Осенью того же, 1890 года, 13 октября, старец Амвросий послал двух скитян в Петербург – монаха, заведовавшего рыбной ловлей на реке Жиздре, и с ним послушника Михаила, как знакомого и с городом, и с обычаями в свете и при Дворе. Дело это происходило следующим образом. «В предшествовавшее этой осени лето, – писал архимандрит Агапит (Беловидов) в своем Жизнеописании старца Амвросия, – на Оптинской монастырской даче такой был удачный лов стерлядей в реке Жиздре, какого никто из старожилов не помнил. Поймано было их не один десяток, величиной около полутора аршина (то есть около 1,8 м. – Сост.). По желанию старца несколько самых хороших отборных стерлядей послано было ко Двору Его Величества, покойного Государя Императора, к 17 октября, памяти избавления от смертной опасности его и всего его Августейшего Семейства (при крушении царского поезда близ станции Борки. – Сост.). Благостнейший Государь так был внимателен к сему оптинскому приношению, что лично изволил принять двух оптинских монахов, посланных по сему случаю, подал им для целования свою царственную руку и сказал им несколько приветливых слов. Когда же монахи сказали Государю, что оптинские старец и настоятель кланяются его Величеству и сами поклонились ему в ноги, тогда и Государь, по глубочайшему своему христианскому смирению, изволил слегка поклониться в ответ на оптинское приветствие и отпустил монахов с миром восвояси». Эта встреча происходила в Гатчине.
Отсюда оптинцы поехали в Кронштадт, к о. Иоанну, день Ангела которого должен был быть через два дня. Ему в подарок посланники старца Амвросия и настоятеля монастыря архимандрита Исаакия повезли также двух огромных жиздринских стерлядей. Вот и Андреевский собор. Когда оптинцы пришли сюда, начиналась Литургия. «Придя в алтарь, – рассказывал впоследствии владыка, – я просил благословения у о. Иоанна, но он отошел от меня, не благословив и не сказав ни слова. Также, когда я вторично подошел к нему, он опять не захотел благословить меня. Только уже на третий раз он спросил меня: "Как ты здесь?" После моего ответа: "За послушание" – не только благословил, но и не мог подобрать слов, чтобы выразить свою радость. Дело в том, что у батюшки многие кронштадтские жители брали благословение идти в монастырь, а потом, когда их одевали в монашескую одежду, возвращались в Кронштадт, где и жили, называя себя монахами. Этого батюшка весьма не любил и, увидев меня и думая, что и я ушел из монастыря самовольно, весьма огорчился».
Старец Амвросий с лета 1890 года находился в Шамординском монастыре. В связи с нездоровьем и сырой погодой он никак не мог выехать оттуда, вернуться в Оптину и оставался там в ожидании перемены к лучшему, в особенности погоды. В Шамордине его навещали оптинцы и все, кому было необходимо его видеть. Он принимал людей, часто и при крайнем изнеможении сил. Навещал его, видимо, и послушник Михаил, может быть, и не раз, так как известно, что о. Амвросий благословил его на поступление вольнослушателем в Московскую Духовную Академию. Благословил на это его и о. Иоанн. В октябре 1891 года старец Амвросий скончался в Шамордине, тело его было крестным ходом перенесено в Оптину Пустынь, и тут состоялись похороны. Послушник Михаил нелегко перенес, как и весьма многие, эту утрату. Еще некоторое время он оставался в Скиту. Здесь пострижен был в рясофор с оставлением прежнего имени.