Опустошенный жених. Женская маскулинность. Аналитическая психология
Шрифт:
«Верила ли она в то, что ей была вверена душа Фрэнка Холта?» - спросил мистер Кингсли. «Да, конечно, - ответил доктор, - она сказала, что без нее он бы пропал. Он бы никогда не изваял те скульптуры, которые задумал… Она добавила, что, хотя они официально в браке не состояли, состоялось бракосочетание их душ».
Сьюзен Фромберг Шеффер. «Сумасшествие соблазненной женщины»
Круг сделал полный оборот. И вот я здесь.
«Король Лир»
Все мы бессознательно связаны с колесом фортуны. Оно все вращается и вращается, а мы слепо следуем за ним по кругу, пока нечто не пробуждает нас, обращая лицом друг к другу. То, что на протяжении многих лет мы не могли или не хотели замечать, оказалось очевидным. Бессознательное стало отвечать сознанию. Самость требует, чтобы с ней считались: эго, наконец, должно признать то, чего оно так долго боялось и отвергало. Вырастем ли мы, встретившись с ней, или, наоборот, деградируем, зависит от того, будем ли мы цепляться за жесткую точку зрения своего эго или же сделаем выбор, доверившись Самости и шагнув в неизвестное.
Сегодня вечером мое колесо совершило полный оборот. Я здесь. Готовясь к этой беседе, мне было необходимо преклонить голову перед Самостью. Настолько искусно она заставляла меня посмотреть с замиранием на все, что я старалась оставить без внимания. И сейчас я расскажу, что мне открылось.
Однажды утром, в июне прошлого года, я гуляла по парку, думая о том, как назвать лекцию, которую читаю сегодня. «Любезный, позолотишь ручку?» - такое название мелькнуло у меня в голове.
«Очень интересно!» - подумала я и все лето размышляла над другими вариантами.
В октябре я узнала, что буду читать лекцию в Центре Св. Павла на Троицу. Поскольку я люблю почувствовать место, где мне придется выступать, я села в метро и поехала до станции Спадина. Едва я направилась на запад, меня осенило, что Центром Св. Павла на Троицу могла быть известная мне церковь Св. Троицы. Вполне возможно. Я прочла надпись, и кровь похолодела у меня в жилах. Это место мне было очень хорошо известно. У меня подгибались колени. Играл орган. Я села на скамью, где сидела каждое воскресенье, будучи еще студенткой Онтарио-Колледжа. У меня в животе спазмами отозвались все события сорокалетней давности. Я снова превратилась в молодую женщину, которая умоляет Господа придать ее голосу достаточно сил, чтобы на следующий день провести урок в своем классе.
И вновь я ощутила сильную дрожь, как тогда, стоя перед сорока здоровыми молодыми мужчинами на Коллегии Харборда. Вновь я пережила то январское утро, когда, преподавая в институте, пыталась изложить на занятии теорию, которую выучила в колледже. Три недели я готовилась к этому дню вместе с доктором Джонсоном, который в провинции был одним из лучших учителей английского языка.
Тогда я разбирала поэму Водсворта «Михаил». Поскольку ее сюжет важен для нашего обсуждения, приведу его краткое содержание. Герой поэмы, Михаил, - обыкновенный пастух, очень цельная личность. Он любит горы с «удовольствием, которым пропитана сама жизнь». Находясь в преклонном возрасте, он имел от своей молодой жены Изабель сына
Люка, который был их общим любимцем,
Ребенок больше всех иных даров,
Что дарует земля на склоне лет мужчине.
Несет надежду он и мысль, направленную вдаль.
Все трое жили в Саду Эдема на Английских горах. Люк дает «Свет солнцу и музыку ветру». Затем мы узнаем, что у Михаила отняли землю за его связь с племянником. Постаравшись сохранить владения, чтобы оставить их в наследство сыну, Изабель и Михаил принимают решение послать его в город поработать у родственника. В знак заключенного между ними договора Михаил просит Люка заложить первый межевой камень ограды овечьего загона, который он построит в отсутствие сына. Люк «растворяется» в городе. Он уже никогда не вернется домой. После этого Михаил очень часто выходил на поле к загону «и никогда не мог поднять тот заветный камень».
Итак, во вторник утром мой план занятий был верхом совершенства. Я стояла перед студентами и развивала тему:
Бывает приятно сильно любить;
Тогда можно много стерпеть, а иначе
Не в силах наш разум постичь и выдержать сердце.
Еще две минуты я только шевелила губами, не издавая ни звука. Поднимала брови, раздувала ноздри, поводила плечами. Доктор Джонсон вышел из себя.
То же повторилось в среду и в четверг. Вне себя от гнева, доктор Джонсон позвонил в колледж подготовки учителей и попросил доктора Каца зайти к нему. Я села в самом конце комнаты, ожидая пока меня пригласят. Перед Рождеством я плохо подготовилась и знала, что это был мой последний шанс.
«Зачем вы прислали ее ко мне?
– резко спросил доктор Джонсон, как бы не замечая моего присутствия.
– Она не может преподавать, не может даже по-человечески говорить!»
«Потому и послал, - ответил доктор Кац, - посмотрите на ее записи. Сделайте из нее преподавателя, доктор Джонсон». И вышел, оставив нас наедине, обиженными друг на друга.
Доктор Джонсон принялся читать мои записи. И стал меняться в лице. Он посмотрел на меня так, как будто первый раз видел. Подойдя к окну, он выглянул на улицу.
«Видите вон того парня с лопатой, кидающего уголь в яму?
– спросил он.
– Именно этому вы должны научиться: забрасывать уголь в свой подвал. Идите домой. Не открывайте книгу. Ложитесь на пол. Дышите. Не вставайте до тех пор, пока не накидаете угля».
У меня не было ни малейшего понятия, о чем он говорил. Но я благодарна ему за ту малую толику доброты, звучавшую в его голосе, и, само собой разумеется, - за отмену приговора.
В воскресенье я сидела на той самой скамье, раздражаясь на пастора, который, по его мнению, так много знал об этих мудрых и глупых девственницах. Наконец я ушла от этих мыслей, обратившись к Богу, чтобы он помог мне заняться делом: набросать угля. Он и Она сделали все - хотя тогда я этого совершенно не знала.
А знала я, что в моей жизни происходит нечто очень важное. Оно нашло свое воплощение в той самой поэме, о которой я пыталась говорить на занятиях: Люк ушел из дома в город, и обратно уже никогда не вернется. Мой внутренний Люк исчез, а вместе с ним исчезло и мое творческое воображение, тот дух, который приносит «Свет солнцу и музыку ветру». Когда я более или менее осознала, что жизнь не может быть раем, то одновременно поняла и то, что она никогда не может превратиться в бесконечный груз обязанностей и ответственности.