Опыт автобиографии

Уэллс Герберт Джордж

Беньян обращается в автобиографии к собратьям по вере, таким же бедным людям, как он сам, и рассказывает о личном религиозном опыте простым языком, сопровождая повествование множеством бытовых деталей. Он описывает свое духовное становление начиная со времени «внешнего» благочестия, когда он еще ходил в государственную англиканскую церковь, историю своего истинного «пробуждения» и обращения к Богу, трудного движения по духовному пути. Собственная жизнь осмысляется им «типологически», через аналогию с эпизодами ветхозаветной истории: египетского плена, бегства от фараона, блуждания по пустыне, обретения своего Ханаана (Книга Исход). Такая содержательная аналогия была пригодна для осмысления духовного опыта практически каждого христианина, что и сделало Беньяна родоначальником английской духовной автобиографии, предлагавшей готовую и ясную концепцию человеческой жизни, понимание того, в каком направлении и во имя какой цели развивается личность.

Эта традиция, заложенная в Англии Беньяном, активно развивалась в XVIII в., особенно в среде квакеров и методистов, и просуществовала до середины XIX в. Ее среди прочих весьма оригинально использовал поэт Уильям Каупер, попытавшийся

в зрелые годы разобраться в причинах собственных психологических проблем и житейских неудач в «Воспоминаниях о ранней жизни Уильяма Каупера» [151] . Главную ошибку поэт увидел в неправильной интерпретации одного судьбоносного эпизода своей юности, впечатлившего его чисто эстетически, но не воспринятого как указание перста Господня. Последним важным произведением, созданным в традиции духовной автобиографии, была «Apologia pro vita sua» («Оправдание моей жизни», 1864) лидера Оксфордского движения, впоследствии кардинала Джона Генри Ньюмена (1801–1890), рассказавшего историю своих духовных исканий и попыток обновить англиканство, которые окончились обращением автора в католичество. Образцом для Ньюмена послужили одновременно сочинение Беньяна и «Исповедь» Августина [152] .

151

См.: Cowper W. Memoir of the Early Life of William Cowper Written by Himself. L., 1816.

152

Линда Петерсон находит в автобиографии Ньюмена сознательную попытку подражания Августину (см.: Peterson L.-H. Victorian Autobiography: The tradition of self-interpretation. New Haven; L., 1986. Ch. 5).

Альтернативой духовной автобиографии явилась автобиография публичная, историческая, своеобразная хроника человеческих свершений. Одним из первых ярких сочинений такого рода явилась «Автобиография графа Кларендона, лорда-канцлера Англии» (создана в 1668–1672 гг., впервые опубликована в 1759 г.). Кларендон выступает в ней преимущественно как политик и историк, пытается объективно и по достоинству оценить свою жизнь и свои деяния на государственной службе. При этом он почти не касается личных проблем, частных и домашних дел. В его интерпретации автобиография сближается с исторической хроникой и биографией; перед нами «внешний» человек, цель которого — служа отчизне, достичь славы в потомстве.

Другой альтернативой духовной автобиографии стала история «жизни и приключений», в том числе и приключений любовных. Большую известность, например, снискала леди Анна Хокет, весьма откровенно рассказавшая в автобиографии (1678) о своих трех любовных связях. Ее повествование отличается проницательностью и беспристрастием, поэтому английский литературовед Д. Стауффер утверждал, что, живи леди Хокет в XIX в., она создала бы роман, равный по художественной силе и правдивости «Джейн Эйр» [153] .

153

См.: Stauffer D. English Biography before 1700. Cambridge (MA): Harvard Univ. Press, 1930. P. 214.

XVIII век, век Просвещения, в полной мере осознал ценность биографии и автобиографии, эти жанры становятся чрезвычайно популярны. Если раньше «достойными» биографии считались либо люди выдающиеся, либо те, чья жизнь могла служить для других положительным или отрицательным примером, то в XVIII в. в английской культуре складывается мнение о том, что биография любого человека, даже самая скромная и бессобытийная, представляет определенный интерес для общества. Свою жизнь описывают актеры и актрисы, ученые и священники, политики и авантюристы, издатели и государственные деятели, эмансипированные дамы из Клуба «Синий чулок» и разведенные жены, обиженные на бывших мужей. Успехом пользуются также дневники и мемуары, собрания остроумных высказываний и анекдоты о знаменитых личностях [154] . В XVIII в. рождается новая разновидность романа из современной жизни — novel, одной из форм которой становится утвердившийся в творчестве Даниэля Дефо роман-автобиография: герои «Робинзона Крузо» (1719), «Капитана Синглтона» (1720), «Молль Флендерс» (1722), «Полковника Джека» (1722) и «Роксаны» (1724) на склоне лет сами рассказывают поучительные истории своей жизни. В романах Дефо, которые мы привыкли воспринимать как приключенческие, английские литературоведы находят многие черты, характерные для пуританской духовной автобиографии [155] .

154

Все разнообразие мемуарно-документальной прозы XVIII в., включая произведения второстепенных и малоизвестных авторов, представлено в упомянутой книге Доналда Стауффера (см.: Ibid.) и особенно в дополнительном томе (см.: Idem. Bibliographical Supplement to The Art of Biography in Eighteenth-Century England. Princeton, 1941).

155

См.: Starr G. A. Defoe and Spiritual Autobiography. Princeton, 1965.

Идейную, теоретическую ясность внес в документальные жанры XVIII в. знаменитый лексикограф и литератор, составитель первого толкового словаря английского языка Сэмюел Джонсон (1709–1784). Его перу принадлежит множество биографий, в том числе цикл жизнеописаний английских поэтов XVII–XVIII вв.

Он был убежден, что правдивое повествование о жизни реального человека может быть интереснее художественного вымысла. В эссе в журнале «Рэмблер» (1750) Джонсон утверждал, что сердце читателя бывает тронуто лишь тогда, когда он отождествляет себя с героем повествования, а читателю легче поставить себя на место героя реальной биографии, чем отождествиться с героем трагедии или рыцарского романа. Джонсон полагает, что любая правдивая биография, написанная со вниманием к деталям, точно воссоздающая характер человека, принесет читателю и удовольствие, и пользу, так как все мы по большому счету решаем в жизни одни и те же проблемы [156] .

156

См.: Rambler. 1750. 13 october.

Девять лет спустя, в другом эссе Джонсон утверждал превосходство автобиографии над биографией, поскольку человек, рассказывающий свою собственную историю, обладает «первым необходимым для историка качеством — знанием истины» [157] . Конечно, рассуждает Джонсон, он может попытаться приукрасить собственную жизнь, но ведь и биограф часто бессилен перед искушением сделать своего героя лучше, чем тот был на самом деле. Честность — одна из главных христианских добродетелей, а также и особо ценимая добродетель английского просвещенного джентльмена [158] , поэтому Джонсон, человек религиозный и в то же время один из лучших выразителей классической просветительской культуры, все-таки верил в возможность искреннего и правдивого описания собственной жизни, обусловленного внутренним стремлением человека к истине. «Полная» правда о жизни человека, неминуемо обнаруживающая как его достоинства, так и недостатки, особо поучительна для читателя, полагал он, так как в ней мы находим сходство своих и чужих жизненных проблем и получаем великолепные образцы для подражания. Идеализированное же жизнеописание только отдаляет героя от читателя.

157

См.: Idler. 1759. 24 november.

158

См.: Guillamet L. The sincere ideal: Studies in sincerity in eighteenth-century English literature. Montreal; L., 1974.

Джонсон считал, что и биография, и автобиография должны рассказывать о частной жизни, входить в подробности бытового поведения даже в тех случаях, когда речь идет о великих людях. Исторические деяния героя не должны заслонять того, каким он был в повседневной жизни, в общении с близкими. В этом требовании Джонсона отразился характерный для просветителей интерес к «частному человеку», а также установка просветительского гуманизма на идеал универсальной личности, согласно которому у каждого из пришедших в этот мир есть множество обязанностей и ролей, и жизнь наша может считаться успешной лишь в случае достойного исполнения каждой из них. Это означает, что самый великий полководец, гениальный поэт или выдающийся ученый не заслуживает звания великого человека, если он не был одновременно почтительным сыном, любящим мужем, заботливым отцом, преданным другом, великодушным кредитором, верным слугой отечества [159] и т. п.

159

Подобные идеи развивал, в частности, крупнейший поэт начала XVIII в. Александр Поуп в своих стихотворных посланиях, известных под названием «Моральные опыты» (1731–1735).

Превыше всего ставя истину, Джонсон требовал документальной точности материала. Так, жизнеописание известного прозаика XVII в. сэра Томаса Брауна он заканчивает следующим образом:

«Мнения человека лучше узнавать от него самого; что же касается совершенных им поступков, то тут надежнее полагаться на свидетельства очевидцев. Там, где эти свидетельства совпадают, достигается наибольшая степень исторической достоверности. В случае с Брауном именно так и произошло — он действительно был ревностным приверженцем веры во Христа, жил в послушании Его заповедям и умер с уверенностью в Его милосердии» [160] .

160

Johnson S. Works: In 8 vol. L., 1870–1876. Т. II. P. 124.

Комплекс просветительских идей («естественная религия», «естественная природа» человека, всегда равная самой себе, вера в научный разум, который способен перестроить и освободить общество) противопоставляет себя христианским ценностям, но на практике многие английские просветители, будучи гораздо менее радикальными, чем французские, сохраняли верность традиционным жизненным устоям, основанным на христианстве. В их числе и Джонсон, один из ведущих просветителей, сохранил неформальную верность религии, что отразилось во всех его сочинениях. За это английские историки часто называют его «великим христианским моралистом». Вслед за мыслителями Возрождения, но уже на новом этапе Джонсон пытался осуществить синтез гуманистической и христианской культур, что и сделало его символической фигурой английского Просвещения, пафос которого (в отличие от пафоса Просвещения французского) был скорее созидательным, чем разрушительным. И недаром середину XVIII в. в Англии именуют «эпохой Джонсона». Собственная жизнь Джонсона на основе многолетних дневниковых записей и других документов была блестяще описана его младшим другом и учеником Джеймсом Босуэллом в обстоятельной «Жизни Сэмюела Джонсона» (1791), одном из шедевров английской документальной прозы.