Опыты по эстетике классических эпох. [Статьи и эссе]

Киле Петр

Таким образом, мы находим у Леонардо ту же личностно-материальную эстетику, как у Боттичелли или Микеланджело, но с выступлением на первый план именно материального момента, иными словами, у него личность является функцией материи, даже и пространства, как находит Алексей Лосев. И такой взгляд в исторической перспективе кажется более продуктивным.

Больше десяти лет провел в Милане Леонардо, занимаясь всем, что обещал герцогу Миланскому, пока не получил заказ исполнить на стене трапезной миланского монастыря Санта-Мария делле Грацие фреску «Тайная вечеря» (1495-1497). То, что он не успел осуществить в динамичном замысле «Поклонения волхвов», теперь находит уникальный сюжет

для изображения движения, но уже не внешнего, а внутреннего, движения души.

«Тайная вечеря» Леонардо в ее первозданном виде светилась красками и ясной простотой большого классического стиля Высокого Ренессанса, что проступит вскоре и в созданиях Микеланджело и Рафаэля в Риме. Среди первых зрителей был математик Лука Пачоли, друг Леонардо, автор труда «О божественной пропорции», он писал в 1498 году: «Образ Спасителя исполнен со страстью и вдохновенно. И невозможно представить себе апостолов более внимательными, когда они услышали страшную правду Его слов: «Один из вас предаст меня». Их позы и жесты показывают, с каким искренним удивлением, полным горя, они разговаривают. Так прекрасно, своею искусной рукой, изобразил это наш Леонардо».

Священный сюжет и углубленный психологизм обнаруживают у Леонардо самый настоящий возрожденческий неоплатонизм, поскольку действие на картине пронизано некоей возвышенной идеей, вопреки теме предательства.

Судьба знаменитой фрески Леонардо знаменательна так же, как жизнь художника, блестящая красотой личности и изумительными дарованиями во всех областях наук и искусства, со свободой, какой не знал до него ни один художник. И эту свободу он проявлял равно как в повседневной жизни и творчестве, так и в отношении своих высоких покровителей. Генеральный викарий кармелитов сообщает из Флоренции в 1501 году Изабелле д’ Эсте, принцессе Мантуанской, портрет которой Леонардо так и не осуществил, был лишь начат в Мантуе великолепным наброском на картоне: «Насколько я могу судить, жизнь Леонардо непредсказуема и прихотлива; кажется, он живет, как придется».

Но блеск свободной человеческой индивидуальности с годами тускнеет и осыпается, как фреска, компоненты которой оказались недостаточно выверенными, и мы знаем лишь автопортрет старца, который, не в силах соперничать уже с Рафаэлем и Микеланджело в Риме, уезжает к французскому королю и умирает чуть ли не на руках его величества, успев узнать впервые для себя о католических обычаях и христианской религии, исповедаться и покаяться.

Но такова участь многих, что не меняет ничего. Леонардо да Винчи сотворил себя, свою жизнь как воплощение нового мифа, мифа Ренессанса, мифа о человеке, функции материи и пространства. В принципе, что же такое природа, Космос, вечность, Бог или боги, если нет человека с его самосознанием себя и мира, с его сотворением искусства, символа красоты и вечности? Бездонная ночь мироздания.

А теперь взгляните на «Мадонну Литту» в Эрмитаже - вся эпоха Возрождения в Италии в ее классический день.

Микеланджело Буонарроти

Перед нами уже промелькнул юный Микеланджело в кругу Лоренцо Медичи.

Микеланджело Буонарроти (1475-1564) родился в Капрезе. Тринадцати лет он попал в мастерскую Гирландайо, но вскоре, желая быть скульптором, перешел в ученики к Бертольдо, который руководил художественной школой в Садах

Медичи. Лоренцо Медичи принял одаренного юношу в свою семью как сына, а его друзья Марсилио Фичино и Анджело Полициано - в Платоническую семью. В Садах Медичи Микеланджело провел около двух лет, в его возрасте и с его восприимчивостью решающих в формировании всеобъемлющего гения.

Смерть Лоренцо Медичи (1492) прервала недолгие ученические годы Микеланджело, который, выходит, был самоучкой и в живописи, и в ваяньи, и в архитектуре, и в лирике, словно всеми приемами мастерства в различных видах искусства он владел изначально. Если Леонардо до всего доходил опытным путем, если Рафаэль был восприимчив к достижениям своих гениальных современников, обучаясь и переучиваясь на ходу, разумеется, достигая при этом новой меры классичности, то Микеланджело, похоже, исходил из одной идеи, действительно формосозидающей силы, проступающей в камне или в пространстве интерьера.

Неоплатонизм для Микеланджело стал философской основой как его эстетики, так и религиозной веры; это отвечало не только его устремлениям как художника, но и его натуре, могучей не столько телесно, сколько духовно, однако подверженной тревоге и смятенью, что вообще свойственно людям, как считал Марсилио Фичино, и что обнаруживал у себя Микеланджело. Фичино, кроме того, утверждал, что познание Бога начинается с познания самого себя и что каждый человек - творец своей сущности, в этом и состоит свобода. Юный Микеланджело с готовностью принял такой путь самоутверждения и творчества и не свернул с него, как Сандро Боттичелли. Обращение смиряет и снимает трагизм бытия. У Микеланджело ощущение вселенского трагизма бытия лишь усиливалось - до «Страшного суда».

Первые работы Микеланджело еще в Садах Медичи - «Битва кентавров» и «Мадонна у лестницы», рельефы, в первом случае ярко выраженные, сейчас видно, юношеские во всем, во втором - едва намеченные, - это вдохновенная проба резца с обращением к классическому мифу и тут же к священному сюжету из Библии. Два источника вдохновения и миросозерцания проступают отчетливо и в двух произведениях римского периода (1496-1501). «Вакх» - это античность, эпоха классики времен Праксителя; «Пьета» отдает северной готикой - на коленях Богоматери лежит мертвый Христос. Тема одна: как опьянение вином и жизнью, так и опьянение горем и смертью, - это смятенье души, переходящей к меланхолии.

По возвращении во Флоренцию в 1501 году Микеланджело создает «Давида» (1501-1504 гг), пятиметрового гиганта, персонажа из Библии, обнаженного, как атлет или бог Эллады. Статуя была установлена у входа в Палаццо делла Синьория. Она произвела на флорентийцев удивительное впечатление. После смут, вызванных противоречивой деятельностью Савонаролы, Флоренция пришла в себя. Здесь жил в это время и Леонардо да Винчи, который работал над портретом Моны Лизы, услаждая ее игрой музыкантов.

< image l:href="#"/>

На пьедестале «Давида» флорентийцы приклеивали записки: «Мы вновь стали уважать себя». «Мы горды оттого, что мы флорентийцы». «Как величественен человек!» «Пусть никто не говорит мне, что человек подл и низок; человек - самое гордое создание на земле». «Ты создал то, что можно назвать самой красотой».

И множество бумажек с «Браво!» и т.п. Одна из записок была подписана: «Все, что надеялся сделать для Флоренции мой отец, выражено в твоем Давиде. Контессина Ридольфи де Медичи». Контессина в это время была в изгнании, жила неподалеку от родного города и не удержалась не только тайно побывать во Флоренции, но и оставить записку от своего имени, нет сомнения, драгоценную для Микеланджело.