Оракул с Уолл-стрит 2
Шрифт:
Я слегка коснулся губами ее руки, отметив аромат французских духов и авиационного топлива, необычное, но интригующее сочетание.
— Так вы действительно летаете? — спросил я, решив сразу показать, что знаю об ее увлечении.
Глаза девушки загорелись неподдельным энтузиазмом.
— Вы интересуетесь авиацией? Как чудесно! Большинство мужчин, узнав о моём хобби, либо смеются, либо читают нудные лекции о женской природе. — Она сделала паузу, внимательно изучая меня. — А вы сами летали?
— К сожалению, нет. Но я восхищаюсь
— О, Чарльз! — она небрежно махнула рукой, словно речь шла о старом знакомом. — Познакомилась с ним на приеме в прошлом году. Очаровательно застенчивый парень. Я больше впечатлена Амелией Эрхарт, она готовится стать первой женщиной, пересекшей Атлантику.
Констанс говорила о пионерах авиации так непринужденно, словно обсуждала соседей по улице. Я вспомнил историю.
Действительно, в июне 1928 года Амелия Эрхарт стала первой женщиной, перелетевшей через Атлантический океан, хотя и в качестве пассажира. Сольный перелет она совершит через четыре года.
— В любом случае, — продолжила Констанс, — вы пропускаете самое интересное в жизни, если никогда не поднимались в небо. Сегодня слишком поздно, но завтра… Кто знает? Мой Curtiss Jenny ждет в ангаре.
Она подмигнула, намекая на возможную авантюру, и я мысленно отметил, что Прескотт не зря предупреждал о ее склонности к провокациям.
— Мистер Стерлинг, вижу, вы уже познакомились с мисс Хэллоуэй, — раздался голос Прескотта, который появился в коридоре с видом человека, только что обнаружившего своего ребенка рядом с открытым огнем.
— Ох, мистер Зануда пришел все испортить, — насмешливо протянула Констанс. — Не волнуйтесь, я еще не успела совратить вашего протеже опасными идеями.
— Мисс Хэллоуэй, ваш отец ищет вас, — сухо заметил Прескотт. — Кажется, он хочет представить вас сыну сенатора Брэдфорда.
— Очередной скучный политический отпрыск с амбициями и без личности, — вздохнула она. — Что ж, долг зовет. — Она повернулась ко мне с улыбкой. — Было приятно познакомиться, мистер Стерлинг. Надеюсь, вы не из тех финансистов, которые говорят только о процентных ставках и облигациях. Увидимся за ланчем!
Она грациозно удалилась, оставив после себя легкий шлейф аромата и ощущение внезапного порыва свежего воздуха в затхлом помещении.
— Я же предупреждал, — тихо произнес Прескотт, когда она скрылась из виду. — Эта девушка ходячая проблема для любого мужчины моложе пятидесяти.
— Она кажется интересной, — дипломатично ответил я.
— «Интересной» — слишком мягкое определение, — покачал головой Прескотт. — В прошлом году она едва не вызвала международный скандал в Париже, когда врезалась на автомобиле в ворота российского посольства после ночи в Монмартре. Неделю спустя ее видели танцующей на столе в «Кафе де ла Пэ» с джазовым музыкантом из Гарлема. Единственное, что спасает ее репутацию — это колоссальное состояние отца и тот факт, что она действительно
Я понимающе кивнул, хотя внутренне был скорее заинтригован, чем шокирован. В конце концов, я пришел из мира, где такое поведение считалось бы скорее скучным, чем скандальным.
— Пойдемте, — сказал Прескотт, взглянув на карманные часы. — Ланч сервируют через десять минут. Не стоит опаздывать, Вандербильты строго относятся к пунктуальности.
Мы спустились по боковой лестнице и вышли через застекленную галерею с экзотическими растениями на обширную террасу, мощеную итальянским травертином. Здесь уже собралось около двадцати гостей. Мужчины в летних костюмах, женщины в элегантных дневных платьях.
Несколько слуг циркулировали с подносами, предлагая аперитивы. Явно алкогольные, несмотря на действующий Сухой закон. Высшее общество, очевидно, имело собственное мнение о федеральных ограничениях.
Прескотт тут же был остановлен пожилым джентльменом, который хотел обсудить какие-то совместные инвестиции, и я на мгновение остался один, изучая собравшуюся публику.
— Вы, должно быть, мистер Стерлинг, — ко мне подошел высокий седеющий мужчина с военной выправкой и проницательным взглядом. — Ричард Колдуэлл, National Trust. Слышал о вашем удачном совете Уильяму относительно National Aircraft.
— Приятно познакомиться, мистер Колдуэлл, — я пожал его крепкую руку. — Джонатан Прескотт много рассказывал о вас.
— Надеюсь, не все плохое сразу, — сухо усмехнулся Колдуэлл. — Мы с Прескоттом иногда расходимся во взглядах на инвестиционные стратегии. Он считает меня слишком консервативным.
— В финансах консерватизм часто оказывается наиболее прогрессивным подходом в долгосрочной перспективе, — заметил я, зная, что эта мысль найдет отклик у Колдуэлла.
Он одобрительно кивнул, и в его взгляде мелькнуло новое уважение.
— Необычная мудрость для такого молодого человека. Большинство ваших сверстников сейчас помешаны на радиоакциях и авиационных компаниях, даже не имеющих прибыли.
— На каждого покупателя найдется продавец, — философски заметил я. — Вопрос лишь в том, кто из них окажется прав через пять лет.
Наш разговор прервало появление хозяина дома. Уильям Вандербильт пришел в сопровождении крупного мужчины с загорелым лицом и властными манерами, которого я сразу идентифицировал как Джеймса Хэллоуэя, отца Констанс.
— А, Стерлинг! — Вандербильт приветливо помахал. — Вижу, вы уже знакомитесь с нашим обществом. Колдуэлл не рассказывает вам, как я заставил его понервничать на рынке меди в прошлом году?
— Это была запланированная диверсификация, а не нервозность, — с достоинством ответил Колдуэлл, но по его тону я понял, что это давний дружеский спор.
— Позвольте представить Джеймса Хэллоуэя, — продолжил Вандербильт. — Джеймс, это Уильям Стерлинг, молодой финансист с исключительным чутьем, о котором я вам говорил.