Оракул с Уолл-стрит 5

Тыналин Алим

— У меня есть источники. В том числе в самом Continental Trust.

— Кто именно?

— Этого я сказать не могу, — я покачал головой. — Даже тебе. Их безопасность зависит от абсолютной секретности.

Элизабет поднялась и подошла к камину, глядя на пламя:

— Знаешь, что самое странное? Я верю твоим прогнозам. Они совпадают с тем, что я сама наблюдаю в экономике. Но я не понимаю, почему ты так настойчиво пытаешься отвлечь меня от Continental Trust.

— Потому что я не хочу потерять еще одного

человека, которого ценю, — последнее слово я произнес тише, чем намеревался.

Она обернулась:

— Которого что?

Я поставил бокал на столик и подошел к ней.

Тишина, нарушаемая только потрескиванием поленьев в камине, повисла между нами. Ее глаза, освещенные отблесками огня, расширились.

— Ты никогда раньше этого не говорил, — произнесла она тихо.

— Не говорил, — согласился я, делая еще один шаг к ней. — Но это правда. И именно поэтому я не могу позволить тебе рисковать жизнью, гоняясь за Continental Trust.

— Ты не можешь мне «позволить» или «не позволить», — в ее голосе послышались стальные нотки. — Я принимаю решения сама.

— Конечно, — я взял ее руки в свои. — Но я прошу тебя принять во внимание и мои чувства. Дай мне время подготовить все так, чтобы твое расследование не привело к трагедии.

Ее лицо смягчилось:

— Сколько времени?

— Два месяца. До ноября.

— Два месяца? — она недоверчиво покачала головой. — За это время они успеют завершить свой план!

— И оставят следы, которые мы сможем использовать против них, — настаивал я. — Сейчас у нас только подозрения и отрывочные документы. После краха у нас будут доказательства.

— А люди, которые потеряют все?

— Я делаю все возможное, чтобы спасти тех, кто прислушивается к моим советам, — сказал я с горечью. — Но нельзя спасти всех. Особенно тех, кто не желает слышать предупреждения.

Элизабет высвободила руки и отступила на шаг:

— Ты говоришь как человек, который принял неизбежность катастрофы. Как будто миллионы разорившихся семей это просто стоимость игры.

Ее слова задели за живое. Это было именно то, что я чувствовал в своей прошлой жизни Алекса Фишера. Хладнокровный расчет, в котором люди были лишь цифрами.

— Нет, — я покачал головой. — Я говорю как человек, который видит айсберг впереди и понимает, что корабль уже не может полностью избежать столкновения. Но это не значит, что я не пытаюсь спасти столько пассажиров, сколько возможно.

— И Continental Trust это айсберг?

— Они и такие, как они, — я кивнул. — Финансовая элита, которая использует систему как инструмент обогащения. Они не создали айсберг, но они точно знают, где он находится, и направляют корабль прямо на него.

Элизабет подошла к окну, глядя на ночной Нью-Йорк:

— Знаешь, что самое забавное? Я сейчас не понимаю, кто из нас кого пытается

использовать. Ты меня, чтобы отвлечь от Continental Trust, или я тебя, чтобы получить информацию.

— Может быть, мы оба просто заботимся друг о друге, — я улыбнулся, заправляя прядь волос за ее ухо.

— Может быть, — она позволила себе легкую улыбку. — Хорошо, Уильям. Два месяца. Но после этого мы возвращаемся к Continental Trust. И ты не сможешь меня остановить.

— Договорились, — я наклонился и нежно поцеловал ее.

Она ответила на поцелуй, сначала осторожно, потом с растущей страстью. Ее руки скользнули по моей спине, притягивая ближе. Мои пальцы запутались в ее волосах, сбивая безупречную укладку.

Когда мы наконец оторвались друг от друга, чтобы перевести дыхание, ее глаза казались темнее в полумраке комнаты:

— Ты действительно так ценишь меня? Или это часть стратегии?

Вместо ответа я снова поцеловал ее, с такой искренностью, на какую только был способен. Мои руки скользнули по изгибам ее тела, подчеркнутым тонкой тканью платья.

— Библиотека не самое подходящее место… — прошептала она, но ее пальцы уже расстегивали пуговицы моего жилета.

— Фаулер знает, что меня нельзя беспокоить до утра, — я начал медленно расстегивать бесконечный ряд крошечных пуговиц на спине ее платья.

Она вздрогнула, когда мои губы коснулись изгиба ее шеи:

— Для консервативного финансиста у тебя удивительно смелые идеи.

— Я полон сюрпризов, — прошептал я, целуя ее в плечо.

Ткань платья скользнула вниз, обнажая плечи. Бретельки шелкового белья единственное, что удерживало платье от падения на пол.

Когда ее пальцы принялись за пуговицы моей рубашки, я почувствовал рождающееся во мне желание, не просто физическое, но глубинное, всепоглощающее стремление к близости.

Элизабет Кларк сломала мои защитные барьеры, проникла за маску успешного финансиста и заставила меня почувствовать то, чего я не чувствовал десятилетиями — подлинную уязвимость. Это пугало и восхищало одновременно.

Ее платье соскользнуло на пол, образовав изумрудный круг у ее ног. В тонком белье из кремового шелка и жемчужном ожерелье она напоминала античную статую, ожившую в отблесках камина.

— Ты прекрасна, — мой голос прозвучал хрипло.

Ее руки скользнули под мою расстегнутую рубашку, прохладные пальцы на горячей коже:

— А ты слишком много говоришь.

Она потянула меня к широкому дивану у камина, и я последовал, как завороженный. Крахмальный воротничок и галстук отправились вслед за жилетом на пол. Рубашка полетела туда же.

Когда Элизабет опустилась на диван, я на мгновение застыл, любуясь игрой света на ее коже. А затем опустился рядом, целуя каждый дюйм ее тела, как паломник, поклоняющийся святыне.