Оракул с Уолл-стрит
Шрифт:
— Разумный подход. И еще одно, — Кляйн сделал паузу. — После последнего инцидента с китайским шелком нам следует быть особенно осторожными с документацией. Предлагаю использовать новую схему отчетности.
Упоминание «китайского шелка» это отсылка к нашей операции с Consolidated Oil и возникшим проблемам с излишним вниманием со стороны Morgan Bank. Кляйн предложил более совершенную систему конспирации.
— Полностью поддерживаю, — согласился я. — Давайте встретимся завтра в «Винченцо» в три часа дня, чтобы обсудить детали
Завтра по нашей шпионской терминологии означало через пять дней, три часа дня следовало увеличивать на пять, то есть, в восемь вечера, а «Винченцо» означало, что место встречи будет уточнено позже, через газетный киоск на углу Парк-Плейс и Бродвея.
— Буду ждать, — коротко ответил Кляйн и повесил трубку.
Я вернулся к столу и посмотрел на разложенные документы. Рельеф газовой промышленности США передо мной как на ладони. Я видел ее прошлое, настоящее и, благодаря моим уникальным знаниям, будущее.
Сейчас, в 1928 году, газовые компании переживали золотой век. Спрос рос, рынок консолидировался, инвесторы выстраивались в очередь.
Но я знал, что этот золотой век скоро закончится. Когда произойдет крах 1929 года, перегруженные долгами конгломераты, подобные UGI, рухнут первыми.
Это знание давало мне огромное преимущество, но также создавало моральную дилемму. Я вкладывал деньги в компанию, зная о ее будущем крахе. Я планировал заработать на кратковременном росте, чтобы затем выйти до катастрофы.
В моей прошлой жизни Алекса Фишера такие размышления не беспокоили бы меня. Но сейчас, после всего пережитого в этом мире, я начинал ощущать вес ответственности, который раньше был мне чужд.
Я покачал головой, отгоняя непрошеные мысли. Сейчас не время для философских терзаний. Мне нужно сконцентрироваться на практических деталях операции.
Подготовив пошаговый план действий на ближайшие две недели, я собрал все бумаги в кожаную папку, которую запер в тайнике за книжным шкафом. Взглянул на часы. Почти четыре утра. Оставалось всего три часа до подъема, но я знал, что не засну.
Слишком много адреналина, слишком много планов, слишком много расчетов крутилось в голове.
Я подошел к окну и отодвинул штору. Нью-Йорк никогда не спал полностью. Даже в этот предрассветный час на улицах заметны отдельные автомобили, а в некоторых окнах горел свет. Город-машина, город возможностей.
В окне напротив я увидел силуэт человека, тоже не спящего в эту ночь. Банковский клерк? Врач после смены? Или, может быть, еще один финансист, просчитывающий свою большую игру?
Я задернул штору и вернулся к столу. Налил себе еще кофе и открыл блокнот на чистой странице. Требовалось продумать все возможные риски предстоящей операции.
Она должна была стать еще одним шагом к моей цели.
Но с каждой новой операцией риски росли. Больше денег, больше внимания, больше людей, потенциально способных связать разрозненные части мозаики.
Я
И если все пройдет гладко, еще полтора миллиона долларов пополнят мою финансовую крепость.
Когда первые лучи солнца пробились сквозь облака, я уже бежал по дорожке Центрального парка. Три часа беспокойного сна недостаточно для полноценного релакса, но годы на Уолл-стрит научили меня функционировать и с меньшим отдыхом. Физическая активность помогала рассеять туман в голове лучше любого кофе.
Утренний Нью-Йорк имел особый ритм. Вдоль парка двигались редкие автомобили.
Преимущественно «Форды» модели Т с их характерным тарахтением и случайные «Паккарды» состоятельных горожан. Газетчики расставляли свои киоски, молочники развозили бутылки, а швейцары в богатых домах на Пятой авеню уже вытирали тротуары перед входами.
Мимо пробежал пожилой джентльмен в безупречной спортивной форме. Один из тех банкиров старой школы, которые даже во время утренней пробежки излучали респектабельность.
Мы обменялись кивками, признавая друг в друге членов негласного клуба «жаворонков» Уолл-стрит. Надо же, кто-то бегает.
Даже в эти времена. Когда еще нет понятия о здоровом образе жизни. Ранняя пташка, во всех смыслах.
После пробежки я вернулся домой, принял прохладный душ, побрился, и через сорок минут уже входил в здание «Харрисон Партнеры», свежим и собранным, по крайней мере, внешне.
— Доброе утро, Джеймс, — поприветствовал я швейцара, осторожно ступающего из-за подагры.
— Доброе, мистер Стерлинг. Вы как обычно, пораньше, — ответил он, распахивая дверь.
— Много работы, Джеймс. Рынок не ждет.
Я прибыл на полчаса раньше обычного, чтобы разобраться с отчетами по портфелям клиентов Прескотта. С момента моего повышения до младшего партнера Прескотта объем работы удвоился, но и степень автономности выросла пропорционально.
Офис еще был полупустым. Лишь несколько клерков готовили кабинеты к рабочему дню.
Я прошел к своему столу, который заметно эволюционировал с моих первых дней в фирме. Теперь на нем стояла новая модель телефона, кожаный планинг с золотым тиснением. Подарок Прескотта после успешных рекомендаций для Вандербильта.
Я разложил документы и погрузился в анализ. Портфель старого Вандербильта требовал особого внимания.
По моему совету он начал постепенно увеличивать долю золотодобывающих компаний, но делать это нужно осторожно, чтобы не создавать волнений на рынке. Следующим в списке шел портфель семьи Кромвель, для которых я разработал стратегию инвестиций в телефонные компании и электроэнергетику.
Около девяти офис начал заполняться. Первым из знакомых появился Чарльз Бейкер, неизменно дружелюбный и энергичный.