Оранжерейный цветок
Шрифт:
— Из вас вышла милая пара, — говорит она на ломаном английском.
Райк отвечает ей на беглом русском, устремив свой взгляд на девушку.
Она кивает, отвечает ему что-то на том же языке, и выходит со своими друзьями на двадцатом этаже.
Как только двери закрываются, я бью Райка по руке.
— Почему ты мне не говорил, что умеешь говорить по-русски? — я знала, что он свободно говорит по-испански, но русский язык обычно в школах не преподаётся.
Райк опирается рукой на стену.
— Разве первым делом ты не должна
Я качаю головой. Он сердито посмотрел на девушек после того, как мы начали говорить с ним по-английски. Так что я поняла, что девушки, вероятно, подслушивали и обсуждали нас вполголоса.
— Ты обвинил их в том, что они подслушивали наш разговор, верно? И затем она съязвила тебе в ответ, — я широко улыбаюсь и поднимаю брови. — Я права?
Он поднимает мой подбородок: — Когда ты успела так чертовски поумнеть?
— Ты разве не слышал? Это было моим вторым желанием, когда я наткнулась на волшебную лампу. Быть умнее Коннора Кобальта. Он об этом ещё не знает.
— Не теши его гребаное эго, — отвечает он мне. Эго Коннора практически живет своей жизнью.
Я провожу рукой по руке Райка, затем останавливаюсь на шее.
— Расскажи мне, — прошу я с игривой улыбкой. — Ты учил русский в школе или ты крутой секретный агент ЦРУ?
Он отстраняется: любые разговоры о его прошлом действуют как репеллент. Но мне интересно. Он не может говорить на русском и вести себя, словно в этом нет ничего особенного.
— Ага, я выучил его немного в Мэйбелвуде, — он пожимает плечами. — Мне было легко учить языки.
Это явно не вся история.
— И? — не сдаюсь я.
Ему тяжело открыться, но через какое-то время он все же продолжает: — И когда мне было пять или шесть, мама наняла мне репетиторов. Именно они и научили меня, — Райк смотрит в потолок, а затем качает головой. — Я так много матерюсь, что люди принимают меня за идиота. Хороший спортсмен, но чертов идиот. И мне плевать, пусть думают, что хотят. Я не буду им доказывать обратное. В этом нет смысла.
Думаю, что необходимо быть действительно сильным человеком, чтобы не заботиться о том, что о тебе подумают, особенно если ты намного лучше, чем они считают. Понятия не имею, почему он этому доволен.
— Почему русский?
— Потому что она хотела, чтобы я его учил, — отвечает Райк. — Я также говорю по-испански, итальянски и французски.
Я уставилась на Райка.
— Погоди, что? — я снова бью его по руке. — Ты знаешь французский?! — Роуз и Коннор говорят на французском, и Райк все это время скрывал, что понимает их. — О Боже мой, — на моем лице появляется хитрая улыбка. — Ты знал, о чем моя сестра разговаривает с Коннором все это время?
— Большинство из этого — глупости.
— А они говорят пошлости друг другу? — мне всегда было интересно.
— Иногда, — отвечает он. —
В лифте поочередно загораются номера этажей 10... 9... 8... в очень короткий промежуток времени.
Райк столько всего таил и держал в себе на протяжении многих лет. Он ещё более одинок, чем я думала. Может, ему так больше нравится.
— А Ло знает? — спрашиваю я.
Он хмурится: — О чем?
— О русском, французском, обо всем этом.
Он качает головой: — Нет. Это не имеет значения.
— Но... это то, что делает тебя — тобой, — отвечаю я. — Это является частью тебя, не так ли?
Он напрягает свою челюсть.
— Это не та часть, о которой мне хотелось бы вспоминать, Дэйзи.
Под этим он имеет в виду быть под контролем мамы. Думаю, он делает выбор в пользу того, чтобы забыть многое из детства, те вещи, из-за которых он оставался в тени. Из-за которых он так же мучался, как и его брат. Я встаю на цыпочки и целую его в щеку.
— Спасибо, что рассказал мне правду.
Двери лифта открываются, и я выхожу. Он ловит мою руку, переплетая наши пальцы, когда мы выходим в коридор. Этот быстрый, импульсивный жест разжигает в моем сердце огонь.
24. Райк Мэдоуз
.
Я прижимаю телефон сильнее к уху: кажется, я услышал Коннора неправильно.
— Прошу прощения?
— Я вышел где-то на десять минут, чтобы поговорить с Роуз. Я не ожидал, что он закажет что-то помимо Fizz и картошки.
— Ты говоришь мне, что ты не следил за ним десять минут, и мой брат выпил что?
— Не знаю. Но я уверен, он что-то выпил. Он не смотрит на меня, так что я думаю, он пьёт Fizz с ромом.
— Забери у него стакан, черт возьми, — я шагаю по гостиничному номеру, быстро проводя рукой по волосам.
— Он расстроен, — отвечает Коннор. — Нас весь день преследовали папарацци, задавая вопросы о твоем отце. Он не смог с этим справиться.
Они просто должны были отправиться за покупками в магазины на улице Сент-Оноре. Ранее Ло написал мне, что Коннор купил для Роуз чуть ли не пол магазина «Hermes», и большую часть вещей пришлось сразу отправить прямиком домой. Казалось, мой брат в порядке, но, твою мать, мне стоило, позвонить ему и спросить.
— Не пытайся, блядь, объяснить зависимость моего брата, — рычу я. — Он болен, Коннор.
Дэйзи с беспокойством наблюдает за мной, надевая бордовую водолазку поверх майки. На нем вышиты три золотых кольца для квиддича и надпись: «Я вратарь». Одними губами она произносит: — Ты в порядке?
Я даже не могу ей ответить. Вместо этого я сердито смотрю в ковер.
— Коннор, я чертовски серьезен. Забери у него чертов напиток прямо сейчас
— Мы в пабе рядом с отелем.