Оранжерейный цветок
Шрифт:
И тут до меня доходит. Ло и понятия не имеет, что Коннор в курсе, что он пьёт.
— Ты хочешь, чтобы я сыграл роль плохого гребаного копа?
— Кто-то должен быть на его стороне, Райк, — отвечает Коннор. — Нельзя, чтобы он думал, что все ополчились на него.
— Он гребаный алкоголик! — ору я. — Он даже не должен быть в баре. Ты говоришь мне, что ты самый умный парень во всем гребаном мире, и при этом даже не можешь забрать напиток у него из рук.
— Я достаточно умен, чтобы понимать, что мои действия не принесут никакой пользы. Ты уже доказал,
— Прямо сейчас я от всей души ненавижу тебя, — меня трясет от злости, и я не знаю, то ли это от того, что Коннор повернулся спиной к моему брату, или потому, что я не уследил. — Ты хочешь остаться его лучшим гребаным другом, пока я разгребаю все дерьмо, что ж, прекрасно. Мне уже насрать.
Я вешаю трубку, тяжело дыша.
— Нам нужно идти, — я поднимаю взгляд на Дэйзи, и замечаю, что она уже перекинула свою сумочку через плечо.
— Я готова.
Я хватаю куртку, и мы, блядь, выходим с номера.
Я кладу руку на поясницу Дэйзи, пока мы пытаемся пройти по переполненной людьми улице, тут полно операторов и спортивных фанатов в красно-белых футболках.
«Вперед, Англия!» — кричит пьяный парень с британским акцентом, размахивая своим чертовым кулаком в воздухе. В этой же руке он держит пиво. Его друзья поют победную песню, даже несмотря на то, что они проиграли своим соперникам из Южной Америки.
Дэйзи с любопытством наблюдает за болельщиками, ее глаза загораются при виде всего этого хаоса. Если бы вокруг не было столько камер, думаю, она бы подошла к одному из болельщиков и завела с ним разговор просто так, черт возьми.
Я в третий раз пытаюсь дозвониться до своего младшего брата, но он не отвечает. Я готов его убить. Нет, сначала я убью Коннора, а потом я, блять, убью своего брата.
— Вы теперь пара? — спрашивает репортёр.
— Как давно вы встречаетесь?
— Поцелуй ее, Райк, — фотография стоила бы кучу гребаных денег.
Нас с Дэйзи всегда видят вместе, так что сплетни и слухи уже какое-то время крутятся вокруг. Как итог, ее мама ненавидит меня еще сильнее, а мой брат с опаской оставляет нас одних. Но доказательств наших отношений никогда не было, были лишь фотографии, где моя рука лежит на ее плече или ее спине, иногда легкие объятия — ничего серьезного.
Дэйзи встречается взглядом с одним из операторов, ее губы изгибаются у улыбке: — Я не целуюсь с парнями, которые ездят на мотоциклах.
Я почти улыбаюсь, но на одну ее единственную фразу каждый оператор задаёт ещё десять вопросов. Мы двигаемся вперед, а люди продолжают собираться вокруг нас.
— Дэйзи, позади тебя идёт какой-то странный человек, — внезапно говорит фотограф.
— Ага, какой-то сумасшедший. Осторожнее, Дэйзи!
Я поворачиваю голову и замечаю парня с ухмылкой на лице, он подходит к Дэйзи слишком близко. В его руке нет камеры, но он прикасается к ее чертовым волосам. Из его кармана торчат ножницы. Я тут же отталкиваю его гребаную руку, бросая на него предупреждающий
Чушь собачья.
Парень раскидывает руками, словно я заразил его или что-то в этом роде. Заебись.
Я встаю позади Дэйзи и направляю вперед, схватив ее за плечи.
— Что это было? — спрашивает она меня, пытаясь обернуться.
— Просто гребаный парень.
Когда мы находимся на улице, Дэйзи хорошо удаётся держаться. Она не волнуется и не пугается, как это обычно бывает с Лили. Дэйзи выглядит просто энергичной и живой. И только ночью, когда она остается одна — совсем другая история.
Дэйзи разворачивается и делает пару шагов назад, чтобы оказаться лицом ко мне. Она направляет свой взгляд сначала к моим волосам, затем медленно опускает к ногам, разглядывая меня так медленно, насколько это возможно. И если это не взрывает мне голову и не направляет кровь к члену…
В этот момент вспышки фотокамер ослепляют нас.
Есть что-то гипнотическое в том, как свет падает на эту прекрасную девушку. В одну секунду я вижу ее игривую улыбку и смелые зеленые глаза. В следующую секунду она полностью скрывается во тьме ночи.
Это пугает меня до чертиков. Между нами пара метров. И после каждого моего шага навстречу к ней, она делает шаг назад. И в эти моменты, когда она оказывается поглощенной тьмой, я гадаю, не исчезнет ли она навсегда. Я представляю, как вспыхивает свет, и она больше не улыбается. Затем следует ещё одна вспышка, и я представляю страх в ее глазах.
Этот образ, сама только возможность подобного толкает меня к Дэйзи, словно сокрушительная сила. Я хватаю ее за талию, собираясь развернуть, но она внезапно останавливается. Наши тела врезаются друг в друга. Все наблюдают за нами. Напряжение настолько сильно, что оно могло бы задушить нас.
— Двигайся, — грубо говорю я ей. — Или я перекину тебя через свое чертово плечо.
Дэйзи не двигается с места, она улыбается ещё шире. И я чертовски рад, что теперь у меня есть повод взять ее на руки. Дэйзи раздражает меня до чертиков — это обычное наше поведение перед папарацци.
Я быстро хватаю ее за бедра и перекидываю ее через плечо. Она смеётся, когда я кладу ладонь ей на попу.
Да, ее отец чертовски сильно не любит меня.
И эта ситуация не поможет улучшить наши отношения.
Коннор считает, что я идиот, раз совершаю вещи, выставляющие меня в дурном свете, особенно потому, что я не даже и не пытаюсь разъяснять свои намерения другим. В конце концов, люди будут думать лишь то, что захотят. Я не могу изливать свою душу каждому, кто считает меня мудаком. Я не могу даже раскрыться тем людям, кто имеет значение в моей жизни.
Когда мы подходим ко входу в бар, я осторожно опускаю Дэйзи на ноги. Пара вышибал у дверей отталкивают операторов назад. Мы входим почти сразу, минуя длинную очередь людей, которые, вероятно, ждали минут тридцать, чтобы войти.