Оранжевая история
Шрифт:
— Последний раз я так напивался в университете. Хотя нет, не настолько.
Чувство насмешливой нежности охватило меня. Встав за его спиной, я положила ладони ему на плечи. Я массировала его плечи сквозь ткань халата, надавливая пальцами, чувствуя теплую упругость тела.
Постепенно мышцы расслаблялись. Движения моих рук тоже становились менее энергичными, более плавными, медленно переходя от плеч к шее, от шеи — к затылку. Я зарылась пальцами в его волосы, легко нажимая, пробежала за ушами и спустилась
— Еще, — потребовал он, откидывая назад голову.
Легкими круговыми движениями пальцев я коснулась его висков, откинула волосы, долгим нежным жестом погладила лоб.
— Ну как, лучше?
— Угу.
— Раз уж ты сам заговорил об этом, может, расскажешь, по какому поводу была попойка?
Руками я принялась расчесывать его волосы. Он закрыл глаза и явно отвечать не собирался.
— Ты, наконец-то, проиграл дело в суде, Бролин?
— Почему, наконец-то? — поинтересовался он, не открывая глаз.
— Потому что нельзя все время выигрывать. Рано или поздно случается проигрыш. Ты проиграл, а твоя жена собрала вещи, потому что для вас обоих невыносима мысль оказаться в чем-то неудачниками. Так?
— Можно сказать и так, — подумав, согласился он. — Пипс, кстати, просвети меня, а ты как здесь оказалась?
— Преимущество пьяниц в том, что они всегда могут сослаться на то, что ничего не помнят, — засмеялась я. — Это я привезла тебя сюда.
— Боже!
— Хочешь есть?
— Нет. Но можешь налить мне сок.
Я поставила перед ним стакан.
— Ну, как тебе здесь?
— Красивый дом. Показушный.
Он поднял брови.
— Что это значит?
— Не для жизни. Показать, какие успешные модные люди его владельцы. А жить здесь все равно, что в музее — ничего нельзя трогать, все строго по своим местам.
— Пипс, ты просто неряха.
— Моя мать тоже все время это твердит. Что ты намерен делать?
— Убить как-нибудь этот вечер. Надеюсь, ты мне в этом поможешь.
Меня неприятно скрежетнуло по нервам слово «убить».
— Чем займемся?
— Ничем. Можем сходить в какой-нибудь бар.
— Бролин, ты слишком тяжелый, чтобы я все время таскала тебя на себе.
— Ладно, обещаю нести себя сам, — он засмеялся.
— Хорошо.
Мы вышли из дома. На пикник я надела свой любимый длинный шифоновый сарафан, зная, что он мне идет, так что теперь чувствовала себя уверенно. Питер подошел к машине, но я преградила ему путь.
— Нет, мистер Бролин, мы пойдем пешком, на своих двоих.
— Пипс, это Сидней, а не ферма. Далеко на своих двоих тут не уйти.
— Отлично, тогда пошли в ближайший бар.
— Ты думаешь, я знаю, где ближайший?
— Ну, раз так, будем идти наугад.
— Ну уж нет, — он потянулся к системе навигации порше.
— Бролин,
Мы шли по улицам, и я заметила, что Питер разглядывает все так, словно впервые увидел.
— Ты же говорил, что бегаешь по вечерам?
— Бегаю. В парке.
— А как… нет, я поняла, в парк ты ездишь на порше. По системе навигации.
— И что? — он недоумевающее пожал плечами.
— Нет, ничего. Смотри, вон вывеска, похоже, это то, что мы ищем.
В маленьком баре было немного посетителей. Мы устроились за столиком у аквариума.
— Платить придется тебе, у меня с собой ни цента, — предупредила я.
Питер заказал нам бренди. Я вдруг подумала, что это в первый раз мы с ним «вышли в люди». Во времена уик-эндов на вилле № 6 мы никогда не бывали нигде, кроме виллы или пляжа. Почему? Я не была уверенна, что ответ мне понравится.
Питер пил уже третью порцию и мрачнел на глазах. Я наблюдала за ним, а он порой смотрел на меня, а временами сквозь меня. Мы были похожи на двух фехтовальщиков, обменивающихся легкими, ничего не значащими уколами в ожидании, пока противник откроется.
— Эй, ты помнишь, что обещал сам себя донести домой, — я накрыла его руку своей, пытаясь сфокусировать на себе его взгляд, устремленный в сторону.
Он улыбнулся, но не мне, а красотке за соседним столиком. Та улыбнулась в ответ. Вот почему я никогда никуда не хотела с ним ходить. Но он, вообще-то, и не предлагал.
— А знаешь, Пипс, ты не права. Я не проиграл ни одного дела. Хотя мог бы. Восемь лет назад… Не то, чтобы это дело было важным, но я не хотел проигрывать ни одного. И не проиграл. Использовал заведомо ложные документы, подделанные клиентом.
— Я всегда знала, что ты враль, Питер Бролин.
— Ирония судьбы в том, что дело всплыло сейчас, когда я стал окружным прокурором. Поскользнуться на горошине в шаге от цели, — губы скривились в усмешке.
— Питер, ты как вор, что сожалеет о том, что его поймали, а не о том, что украл.
— Ты ничего не понимаешь, Пипс, — он опять криво улыбнулся, разглядывая бренди в своем стакане.
— Наверное. Я не сильна в юриспруденции. Чем это тебе грозит?
— Судебное разбирательство. Отставка. Вся моя карьера летит к черту.
— Но тебя ведь не посадят в тюрьму? Найдешь себе другую работу.
— Какую? Развозчика апельсинов? — со злой иронией спросил он.
— Ты же был юристом в частной компании.
— Во-первых, меня могут лишить права вести юридическую деятельность, а во-вторых, есть такая вещь как репутация, Пипс. После такого никто не решится иметь со мной дело.