Орда II
Шрифт:
– Я не думаю, чтоб отец твой, коль узнает там, на небесах заоблачных, что сын его стал уважаемым всеми берсерком, воином особенным да попал в личную орду самого верховного, обидится.
– Думаю, что нет, – ответил Кулик, неожиданно осознав свою значимость да показывая тем самым хитрюге рыжему, что его план удался в полной степени.
– Ну и что мы тогда голову ломаем да лбом стучим по дереву?
– А коли не получится?
– А коли не получиться, ты вернёшься к своему атаману неизвестному, которого даже в глаза не видывал. Он-то никуда не денется.
Кулик опять задумался,
– По рукам, – тихо, но уверенно произнёс берсерк, – давай попробуем.
На этом и сговорились друзья. С тем и спать легли.
Утром, лишь солнце встало да разогнало дымку по земле стелящуюся, молодцы встали и погнали своих коней к реке, что невдалеке увидели, где их привели в должный вид да сами прихорошились как надобно. Кайсай поскрёб жидкие волосики на лице, Кулик умылся да оправился. Вот и все их приготовления.
Опосля чего оседлав коней, пустились в поиски вокруг людского муравейника, выискивая самый большой да роскошный шатёр. Ну, или что-то типа этого. К полудню Кайсай, наконец, решил бросить это занятие неблагодарное да предположил, что верховный сидит где-то на самой горе, вокруг коей они уже полдня круги наворачивают, поэтому недолго думая, пошли напрямую через давно проснувшийся кавардак непонятно чем занятый.
Странно, но никто их ни останавливал и ничего не спрашивал. Идут себе и идут. Ну и пусть идут. Значит им так надобно. Поднявшись на холм, они уткнулись в кибитки войлочные, по кругу плотно друг к дружке выставленные, огораживая собой большую территорию. Пошли вдоль кибиток проход искать, поняв, что там внутри и есть как раз то, что они разыскивают. Нашли, но войти не смогли, так как тут их остановили воины-стражники.
– Куда? – рявкнул один из них, преграждая дорогу к проходу узкому.
– К Агару Непобедимому, – ответил Кайсай, не стушевавшись ни капельки.
– Кто такой будешь, откуда да по какому делу к верховному? – продолжил допрос страж нахмуренный, да тут к нему подтянулись ещё двое, положив руки на рукояти мечей для вида пущего.
– Бердник Кайсай по ярлыку золотому, а со мной берсерк молодой, Куликом кликают.
Страж отклонился в сторону, чтоб рассмотреть берсерка объявленного, да не удержавшись расхохотался на всю округу, за живот держась:
– Это берсерк? Мама родная!
Подошедшие дружно загоготали, товарища поддерживая, да так громко, что со всех сторон к проходу потянулся народ разномастный да любопытствующий, кому со скуки уже совсем было делать нечего.
– Хочешь попробовать? – спросил Кайсай паузу выдержав, – давай, валяй. Только, чур, я в сторонку отъеду. Поберегу себя любимого.
Но тут откуда-то снизу нарастающий гул послышался да сквозь него отчётливый топот копыт отряда конного. Кто-то скакал прямо к ним галопом среди моря человеческого! Страж резко стал серьёзным да скомандовал:
– Ну, ка, в сторонку, пацаны, примите-ка. Кто-то видимо серьёзный скачет. Не до вас пока, – и не успели молодцы отойти в сторону как он, разглядев что-то в глубине муравейника, обернулся да звучно в проход выкрикнул, – подъём! Матерь скачет со своими людоедками!
Кайсай ещё круче взял в сторону, освобождая дорогу проезжую да прижимая коня боком к кибитке
На небольшое пустое пространство между строем кибиток и остальным лагерем, по дороге, что Кайсай только что заметил, оттого что её в раз очистили, нёсся отряд с десяток поляниц в полном боевом обвесе при оружии, во главе с золотой бабой в самом прямом смысле этого слова блестящего.
Она была вся из золота, начиная с сапог и кончая шапкой шатром, острый конец которой не свисал, а стоял дыбом словно кол заточенный. Даже лошадь, казалось, была из золота, на сколь успел Кайсай заметить издали. Подъехав к стражам к ней выбежавшим, она резко осадила свою красавицу да лихо спрыгнула в траву утоптанную. Воин, что Кайсая допрашивал, шустро метнулся на встречу да кивнув, представился. Остальные стражи из прохода высыпавшие, выстроились в два ряда, гордо грудь выпятив, изображая из себя что-то вроде караула почётного.
Матерь, как её назвал стражник, быстро в проход прошла. Ни бегом, но поторапливаясь. Остальные «людоедки», высыпавшие на пространство свободное, так же остановились, разбрелись, но с коней не слазили. Они злобно по сторонам зыркали, нагоняя жуть на мужиков окружающих. Даже стражники прижались ближе к выходу, но, тем не менее, внутрь никто не стал прятаться. Все как один, с опаской, но любопытством разглядывали обворожительных, но вместе с тем смертельно опасных гостей стойбища.
Кайсай не смог как следует рассмотреть Матерь их Великую, потому что его интересовало её сопровождение в большей степени, в коем он сразу узнал Золотые Груди – Матёрую боевого сестричества. Она резко выделялась из всех тем в первую очередь, что была единственной молодой из всех «муже резок» навороченных. Остальные были скорее бабы по возрасту, чем девы, как их все называли, по обычаю.
Та тоже увидела рыжего, но как только глаза их встретились, то тут же отвернулась да вид сделала, что впервые видит молодого бердника. И этот молодец ей не интересен ни капельки, притом настолько, что и внимание не стоит на него обращать своё бесценное. Она вертелась, смотря куда угодно, только не в его сторону. Остальных спутниц знакомых ему по переходу совместному, в числе эскорта замечено не было, из чего Кайсай сделал вывод естественный, что это элита сестёр «муже резного» выводка.
Когда Матерь скрылась за кибитками войлочными, Золотце резко поменяла своё поведение, а за одно и отношение к молодому берднику. Она тут же его заприметила, сделав вид, что только что обратила внимание, на таких скромно стоящих двух молодцев, ими же прижатых к стенкам кибиток войлочных.
– О, здрав будь сирота, – поздоровалась Матёрая весело, притом сделала это громко, на показ, замышляя что-то не хорошее, при этом мило улыбаясь да пробираясь меж своими спутницами, пристраиваясь в плотную к молодому берднику, – как тебе спалось без меня этой ночью тёмною? Не замёрз ли ты Кайсай, опосля плетей греющих?
– О, будь здрава Золотые Груди, – так же громко приветствовал Кайсай наездницу, решив поучаствовать в состязании по зубоскальству спортивному, раз дева так настойчиво напрашивается, при этом кланяясь почтенно с достоинством, – как же мне не мёрзнуть несчастному, коль опосля золотых да тёплых…