Ordeals of the Love
Шрифт:
Санса практически не отвечала на его письма, а он писал ей постоянно, особенно вначале поездки. Теперь — совсем редко. У него были свои люди повсюду, поэтому лорд всегда располагал достаточной информацией о всем важном, что происходило с ней. Ему необходимо было знать, что она в безопасности, что она в порядке. Он-то точно не был.
Изредка, такие разы по пальцам одной руки пересчитать можно, он часами читал её ответные письма, рассматривая каллиграфически аккуратный почерк, слыша в голове её тихий голос. Он вдыхал слабый аромат чернил, пропитавших пергамент, закрывал
Не так давно он сжег её письма — отправил в топку, придя в остервенение, совсем не свойственное ему, но легко объяснимое.
Сейчас, стоя один в ночи, мужчина понимает, насколько устал. Устал биться кулаками о ледяную стену действительности, ожесточенно всё отрицая и наивно веря в лучшее.
Это же совсем не про него, разве нет?
Он давным-давно получил свой урок от жизни, неужели этого ему не хватило?
— Вы потерялись, милорд? — темноволосая, с алым румянцем на щеках, девушка стояла неподалеку, игриво оглядывая лорда.
Петир почувствовал, как на ладони, будто кинжалом, вырезали отпечаток надежды, греющейся в его сердце, тухнувшей с каждым прошедшим за эти месяцы днем; ощутил, как внутри него что-то глухо сломилось.
— Ты и представить не можешь, как давно, — он быстрым, усталым шагом приблизился к девушке и, ни секунду не медлив, жадно впился в её губы поцелуем.
Снег мягко кружился в безветренной тишине, сверкая в тонких лучах полной луны.
— Знаю, ты любишь морозный воздух, — светловолосый юноша подошел и обнял девушку со спины, зарываясь лицом в рыжих локонах, — а твое старковское сердце навечно отдано вечной зиме, но не переусердствуй с открытым окном, нынче простудится совсем легко.
Ночное светило обрисовывало своим сиянием силуэт пары, стоящей у приоткрытого высокого окна.
— Да, мое сердце, наверное, и вправду принадлежит зиме, — задумчиво произнесла Санса, положив свои ладони поверх его.
Его губы судорожно блуждали по телу девушки, раскинувшейся под ним. Горячий язык раскалял девичью плоть, оставляя влажные дорожки на шее. От слабых поцелуев-укусов бледная кожа приобретала алый оттенок. Громкие стоны срывались с губ темноволосой с каждым новым толчком.
На несколько мгновений, когда пик был достигнут, перед глазами Пересмешника предстала она, со своими яркими рыжими волосами, чей цветочных запах дурманил его, и родными глазами, видящими его настоящего, касающимися его души.
— И не только ей, — тихо выдохнула рыжеволосая и, повернувшись к юноше, поцеловала его в губы.
*
— Позвольте сюда, милорд, — полный, низенький мужичок, на чьей лысине отражалось все окружение, а черные, как с чужого лица, брови обрисовывали контуры глаз, слегка отступил от двери, пропуская в помещение лорда.
Это была совершенно обычная лавка, сравнительно небольшая для торговцев Браавоса, но аккуратно устроенная. Очевидно старенькая, но с трепетом сохраненная в приличном состоянии мебель обставляла по углам комнату.
Пухлячок поспешно прошел за прилавок и, пару мгновений покопошившись за ним, суетливо достал небольшой пузырёк, и с чопорной бережливостью, свойственной только отчаянным, побывавшим за гранью нищеты людям, поставил их на стол.
Лорд неспешно приблизился и до того небрежно поднял его, что хозяин даже боязливо вздрогнул, но ничего не посмел сказать, позволив мужчине детально рассматривать флакон, казалось, наполненный обыкновенной чистой водой.
— Это точно то, о чем я просил? — суровость и жесткая требовательность сквозила в голосе Мизинца, торговец судорожно закивал.
Мужчина, чья проседь в висках, казалось, только прибавилась за прошедшие полгода, а лицо приобрело холодное, отталкивающее выражение, принялся скрупулезно рассматривать второй пузырек.
— Всё высшего качества, милорд, — хозяин неуверенно улыбнулся, но лорд лишь одарил его нечитаемым взглядом.
Несколько мгновений мужчина, держа в руках флакон, казалось, медлил, будто бы сомневаясь в задуманном, но после он уверенно сунул пузырёк за пазуху и, бросив на прилавок плотно завязанный мешок, со звоном ударившийся о дерево, вышел вон.
*
…Еще неостывшие, свежеприготовленные блюда расставлялись по столу, накрытому безупречно чистой скатертью, пахнущей свежестью и мылом, покрытой незамысловатыми узорами.
— И все же, я думаю, что опасно ехать в Винтерфелл, ведь эта первая серьезная преграда для Иных после Стены, — Санса слегка покачала головой, пробуя пищу.
— Само собой опасно, на то это и война. Но я не могу отсиживаться в стороне, пока остальные воюют, в особенности, если грядет то, о чем говорит твой брат, — юноша жестом приказал слуге разлить вино по бокалам. — Послушай, давай оставим эту тему, на время. А прямо сейчас я предлагаю насладиться завтраком. Кстати, он чудесен. Только отведай, изумительно на вкус! — Гарри открыто предложил ей малиновый пирог из своей тарелки.
Девушка, уже привыкшая к подобным интимным жестам своего мужа, смело взялась за ложку, собираясь попробовать нахваленное блюдо.
— Миледи, — отвлек её тут же подлетевший слуга, чьи глаза сумбурно бегали от лорда к его жене, — Вам письмо.
Поспешно отложив приборы, Старк бережно приняла письмо-свиток у слуги, скрывшегося с глаз через секунду.
Элегантная, кровавая печать-пересмешник сияла на свитке, запирая сокровенное содержимое сердца писавшего.
— Если хочешь, можешь отправиться к себе в покои и прочитать письмо. Он твой дядя, это дело семейное, я понимаю, — мягко произнес юноша без упрека в голосе, тем самым в очередной раз обезоружив девушку своей искренностью и добродушностью.