Орден неудачников
Шрифт:
— А он спёр, — мрачно подытожила лисица.
— То есть вы правда случайно врезались вчера друг в друга? — переспросил Сун Юньхао. Оба промолчали. — Правда. Два идиота. Ты всё подбираешь, что на пути валяется?
Чжан Вэйдэ улыбнулся:
— Хочешь сказать, тебя не надо было подбирать?
Сун Юньхао уселся поудобнее, скрестив ноги, и погрузился в неглубокую медитацию — чтобы, во-первых, не дать Чжан Вэйдэ подзатыльник, потому что тут слишком легко было не рассчитать силу; а во-вторых, чтобы проверить, что творилось
Ничего неожиданного он не узнал: огонь был внутри, но потух. Это должно было случиться лишь к рассвету, но ещё не перевалило и за середину ночи, а он не чувствовал ни боли, ни грохота сердца, он спокойно мог встать на ноги, он говорил о какой-то ерунде с нечистью и незнакомым мальчишкой. Говорил — стыдно признаться — с удовольствием: любая унизительная нелепость лучше, чем мучение. Так Хань Сюань, избавленный императором от порки, убежал, позабыв одеться толком.
— Ладно, братец, — сказала лисица, — если не хочешь меня впускать, выходи ко мне. Или боишься? Точно боишься: у тебя только клинок огромный, а вместо янского корня гороховый стручок.
— Ну вот видишь, барышня, — зачем я тебе такой сдался?
— Выйди. Тебе это нужно не меньше моего.
— Ты видела мою дао?
— Видела. И покажу тебе, где она.
Чжан Вэйдэ яростно замотал головой.
— Зачем это тебе? — спросил Сун Юньхао.
— Ты вернёшь мне подвеску. — В первый раз за всё время лисица заговорила чуть сбивчивым от волнения, но сдержанным голосом. — И мы все мирно уйдём отсюда. Я вредить не стану. Раз ты, братец, не то монах, не то евнух, то и впрямь — на кой ты мне сдался?
Резон в её словах был. Зеркало, похоже, действительно существовало и не только удерживало, но и мучило несчастную, и едва ли она в таком состоянии собиралась нападать, раз даже Чжан Вэйдэ пока что-то не загрызла.
Тварь в глубине дома взвыла снова, а потом лихорадочно забормотала — это было похоже на бессвязные причитания, но в иные мгновения Сун Юньхао казалось, что он вот-вот разберёт в этих стонах отдельные слова. И он совсем не хотел их слышать.
— Знаешь что, барышня, — сказал Сун Юньхао громко. — Поговорим на крыше.
— Не уходи! — зашептал Чжан Вэйдэ лихорадочно. — Зачем на крышу?
— Не буду впускать её сюда. А ты сиди в комнате и не суйся наружу. Я быстро.
Чжан Вэйдэ выкинул вперёд руку, точно хотел схватить Сун Юньхао за рукав, но не решился и безвольно опустил её на стол.
— Отдай подвеску, — сказал Сун Юньхао мягко.
Чжан Вэйдэ, не глядя на него, вытащил из-за пазухи маленький яшмовый круг на тонком шнуре, прошептал:
— И талисман ещё возьми.
— Разве они у тебя не кончились?
— Есть ещё пара штук. — Вслед за подвеской Чжан Вэйдэ вытащил измятый талисман. — Эти посильнее — шкуру я такими отогнал. «Шестикратный дин».
— А кровь ты туда зачем подмешал, паршивец?
—
— Я сейчас вернусь. Оставь себе.
— У меня ещё два есть. — Чжан Вэйдэ так и не поднял глаз.
Сун Юньхао коротко стиснул его худое плечо, вышел и стремительно затворил двери.
В главном зале, как и говорил мальчишка, всё было опрокинуто вверх дном. Подсвечники перевёрнуты, но следов пожара видно не было. Значит, нападали точно при свете дня, раз ни одна из занавесей не загорелась. В зале ужасающе разило гнильём.
Под перевёрнутой ширмой лежала женщина со вспоротым животом — судя по пышному убору, госпожа Лю. Нефритовые чётки, которые она сжимала в руке, порвались, бусины рассыпались по полу. Сун Юньхао не верил, что чётки защитят от нечисти — разве что наделённого могучей духовной силой подвижника, но госпожа Лю, по крайней мере, не встала после смерти.
Её разорванный рот был набит гнилыми плодами. Внутренности, кажется, тоже — Сун Юньхао не стал рассматривать, сорвал одну из занавесей и набросил на тело.
Входные двери усадьбы были выбиты, статуи духов-привратников расколоты; правому отбили голову. Лисица легко вошла бы, если б захотела, — видно, боялась соваться в дом.
Сун Юньхао шагнул за порог и тут же вспрыгнул на крышу. Зверя не было: едва ли он пострадал от талисмана, но, похоже, спрятался. Дождь прекратился. Луна висела низко, жёлтая, раздутая — того и гляди лопнет, как перезрелый плод. Сун Юньхао снова попытался позвать Гунпин и почувствовал слабый отклик, будто дао была обёрнута в семь слоёв ткани со скрывающими от глаз узорами. Лучше, чем ничего, но всё равно он не видел Гунпин и даже не мог определить направление.
Деревьев как будто снова стало меньше, но что-то странное творилось с землёй: она то вспучивалась, то проваливалась ямами. Не то корни, не то кости ворочались в глубинах.
Сун Юньхао ощутил сладко-кислый вкус на губах. Не только яблок — ещё каких-то ягод, которых здесь не росло: вишни, шелковицы. Вкус его детства в Цичжоу, сладковатый запах его детства. Шелковица рано поспела в год большого мора, а собирать было некому.
— Спишь, братец? — шепнула лисица за спиной.
Он стремительно обернулся, проклиная свою нерасторопность: эта, может, не нападёт, а кто-то другой уже давно вспрыгнул бы ему на плечи, стал рвать зубами плоть.
Лисица остро пахла мокрым зверем — это было лучше сладости. На первый взгляд молоденькая девушка, она поддерживала человеческую наружность не слишком старательно — даже обычный смертный сразу заметил бы голодные сверкающие глаза и когти на босых ногах. Она куталась в рваный плащ; юбка жуцюня была заляпана грязью — кажется, ей повезло ещё меньше, чем Чжан Вэйдэ.
— Ну? — лисица оскалила мелкие острые зубки.
Сун Юньхао разжал кулак и показал ей подвеску. Лисица быстро облизнулась.