Ordo Novus. Labarum

Omar RazZi

– Луций Ветраний, центурион 9 когорты 11 германского легиона, светлейшая августа, – дрожащим голосом произнес Ветраний, но затем, быстро взяв себя в руки, продолжил: – Я прибыл сюда в спешке, ибо имею на руках перехваченное моими людьми письмо, – сделав паузу, центурион медленно произнес, – послание Максенция, императора Рима, адресованное тебе, госпожа!

С этими словами, центурион, склонившись, протянул в сторону императрицы свиток, который держал в своей руке. Валерия, словно лань, легким и быстрым движением подскочила к Ветранию, взяв свиток, передала своей госпоже.

Фауста меньше всего ожидала такого поворота событий. Она уже давно не общалась с братом, их отношения охладели после трагической смерти отца, когда Фауста, по ее собственным словам, предпочла быть женой августа, нежели остаться дочерью и сестрой августов. Взяв свиток в руки, она развернула его, и быстро пробежала его глазами.

«Моя дорогая сестра! Прошло немало лет с момента нашей последней встречи, и я в последнее время часто думаю о тебе, вспоминаю время, когда мы вместе росли и проводили дни нашего детства в Медиолане, в царствие нашего покойного отца, божественного Максимиана Геркулия. Мы были столь честолюбивы и мечтали

стать владыками Римского мира, если помнишь, мы даже поругались с тобой?»

Читая эти строки Фауста, почувствовала небольшую грусть по тем временам, и волна воспоминаний на некоторое время захлестнула ее. В свое время они действительно были очень близки с Максенцией, часто гуляя в садах императорского дворца, в Медиолане, они мечтали о будущем и спорили, каким оно будет. Однажды повздорили на тему, кто из них первым примерит императорский пурпур. Максенций часто говорил, если бы Фауста была мальчиком, им двоим, стало бы тесно в Римском мире, и что одному из них пришлось бы завоевать себе новое царство. Отогнав воспоминания, императрица продолжила дальше читать письмо брата.

«Боги вняли нашим пожеланиям, и мы оба являемся владыками мира. Все это мы получили благодаря великой мудрости нашего светлейшего отца, которого мы не ценили при жизни. Я всегда, трепетно и с уважением, относился к твоему супругу Константину, пока он жестоко не расправился с нашим отцом! Он не проявил жалость несчастному старику, отцу собственной жены, которому можно было простить ошибки, учитывая его заслуги перед Римом, и который помог самому Константину надеть пурпур и возложить венец на голову! Я возненавидел его, убийцу нашего отца и тебя, дражайшая моя сестра, которая предала его. Однако, время залечило рану, я простил тебя, ибо ты есть моя сестра и в наших жилах течет одна кровь, кровь великого человека, славного императора, нашего отца. Я знаю, твоему мужу чужды и Рим, и Республика, наши славные традиции, он готов погубить весь наш великий Римский мир, наследство, оставленное нам славными предками. Константин уподобился окружающим его варварам и христианам, он презирает нашу культуру, религию, хочет уничтожить величие Рима, которое складывалось веками, и ради которого было отдано много жизней доблестных сынов Отечества. Я не настраиваю тебя против твоего супруга, которого ты видимо безумно любишь, раз ты уже сделала свой выбор. Помни одно и никогда не забывай, как он поступил с нашим отцом, и как он поступит со мной, если одержит победу и то, что может ожидать тебя в будущем, дорогая сестра. Никто не знает, что в голове твоего супруга и что нашепчут ему христианские советчики. Дорогая сестра, я предупреждаю тебя, я со своей стороны сделаю все возможное, чтобы уничтожить неблагодарного Константина и весь его род, в первую очередь Криспа, его ублюдка от конкубины, которого он хочет представить, как своего наследника, возможно и соправителя, так как тот уже достаточно подрос. Сестра моя Фауста, как мне известно, ты еще не родила своему мужу, возможно, это к лучшему. С моей стороны не будет пощады никому, кто связан с родом Флавиев. Не будет пощады и всем его приспешникам, его близким и друзьям. Я распорядился уничтожить все его статуи в Риме, и навеки сотру и предам проклятию память о нем! Прерву проклятый род незаконнорожденного сына Констанция от гостиничной служанки! Я с удовольствием расправился бы с его единственным сынком, но, к сожалению, он не досягаем для меня. Смерть ублюдка возможно укротила бы дикий нрав Константина, да и ты получила бы больше внимания с его стороны. Крисп находится в Мёзии у Лициния, под его чутким наблюдением, который смотрит на твоего супруга как верный пес на своего хозяина. Сначала, я уничтожу старшего, потом сыночка, в придачу с Лицинием, если их раньше не погубит мой дражайший друг и брат Максимин Даза. Но ты, дорогая сестра можешь не беспокоиться, ты есть и будешь августой, мой гнев и наказание, не затронут тебя и твоих будущих детей. Береги себя и помни, несмотря на то, что ты жена моего врага, ты остаешься мне сестрой и находишься под моей защитой, императора Максенция Августа.

Твой любящий брат. Цезарь Марк Аврелий Валерий Максенций Август».

Такими нежными словами заканчивалось это странное длинное послание Максенция. Оно было написано сбивчиво и очень эмоционально. В начале Фауста не поняла, что хотел или и что имел в виду Максенций. Прекрасно как никто, другой, зная своего брата, Фауста никогда не поверила бы его словам о братской любви и заботе, именно сейчас, когда их отношения были разорваны, и они находились в противоположных лагерях. Прочтя письмо до конца, в ее голове продолжали мелькать те несколько строк, в которых упоминался Крисп, единственный сын Константина от первого брака с простолюдинкой Минервиной. Фауста все время ревновала своего мужа к этому мальчику, которого император не видел уже несколько лет, но всегда помнил о нём и часто писал Елене, своей матери, заменившей мальчику мать после смерти Минервины. Она давно прониклась к нему чувством ненависти и злобы, так как не могла родить своему мужу детей.

Фауста прекрасно понимала, что первенец Константина от первой жены, всегда будет опасным конкурентом ее будущим детям в вопросе престолонаследия. Подобные мысли изначально не давали покоя императрице. Максенций знал об уязвимом месте сестры, и своим письмом бил именно по нему. Написав ей о том, что он не может погубить Криспа, брат Фаусты, прекрасно зная ее нрав и характер, давал ей открытый намек. Фауста, несколько раз мысленно пробегая послание, полностью убедилась, что Максенций подталкивал ее на то, о чем она раньше иногда призадумывалась, но не решалась дальше углубляться, ужасаясь последствий. Чем чаще она отгоняла эту мысль, тем та, сильнее и прочнее захватывала ее разум и наконец, полностью овладела ей. Отбросив сомнения и укоры совести, честолюбивая императрица, достойная дочь своего отца и достойная сестра своего брата, быстро и ясно представила себе всю сложившуюся картину. Фауста поймала себя на мысли, что гибель Криспа, учитывая начавшуюся войну, можно будет списать на врагов ее мужа. У Константина в последнее время было достаточно могущественных врагов, отличающихся подлостью

и коварством, в особенности ее братец Максенций или август Востока Максимин. Однако, Крисп находился вне досягаемости и того и другого. Лициний, который в борьбе с Максимином надеялся на лояльность и поддержку Константина, не стал бы участвовать в опасной и коварной интриге. Для осуществления плана нужны исполнители изнутри, которые не вызовут подозрений. Теперь в душе Фаусты эмоции уступили место холодному расчету. Она мысленно поблагодарила брата за подброшенную ей идею. Максенций, прекрасно знавший свою сестру, не сомневался, что Фауста воспользуется сложившимися обстоятельствами и попытается осуществить коварный замысел. В данной ситуации, Максенций и Фауста были заодно, вновь став семьей, хотя преследовали разные цели. Убийство Криспа нанесло бы сильный удар по Константину. Для Максенция, в первую очередь, это выглядело бы как месть за отца, а в последующем, в порыве горя и поддавшись эмоциям, Константин мог совершить роковую ошибку, которой он не преминул бы воспользоваться. Фауста, в свою очередь, с гибелью невинного мальчика, навсегда избавилась бы от всяких сомнений и страхов за будущее своего еще появившегося на свет потомства.

Фауста и Максенций были достойными детьми своего отца, Максимиана Геркулия, который ничем не брезговал для достижения своих целей, не останавливаясь перед предательством, или убийством своих союзников. Константин, сам стал жертвой коварства своего тестя, и только благодаря быстрому принятию решения и незамедлительным действиям, не позволил Максимиану успешно осуществить свой заговор.

Фауста еще не представляла себе, как осуществить зловещий план. Императрица не думала о своем муже, и какую боль и горе она может ему причинить. В ее прекрасной головке, все мысли были заняты ужасным и недостойным, ее красоты и положения, замыслом.

Тем временем, пока Фауста читала письмо и была поглощена своими мыслями, центурион, молча, стоял и разглядывал императрицу. Он видел, как меняется выражение её лица, по мере чтения и последующих раздумий, и все больше сам не сознавая того поддавался ее красоте и очарованию, смотря жадными глазами, полными желания. Он с трудом взял себя в руки и поддавил охватившее его страстное желание, которое еще немного и могло перейти в дикое возбуждение. В тоже время его охватило непонятное рабское чувство, осознавая не доступность своих желаний, но в глубине надеясь, он готов был ради расположения императрицы с удовольствием осуществить любой ее каприз и прихоть. Одновременно, у него в очередной раз возникло чувство невыносимой зависти, смешанной со злобой, к императору Константину, у которого было все: власть, эта прекрасная женщина и даже сын. Читатель наверно догадался, что Ветраний прочел послание. В отличие от августа, Ветраний был лишен всего, и как он сам себе внушил, лишен по вине Константина! Такие мысли витали в голове центуриона. Неожиданно для себя, он осознал, что не прочь оказать услугу Максенцию в его желании убить Криспа, чтобы Константин почувствовал горечь утраты, которою он, Ветраний, носит в своем сердце уже много лет. Ветраний оторвался от своих размышлений, почувствовав на себе чей-то взгляд. Тем временем, пока Ветраний пожирал глазами императрицу, красивая раба Фаусты, с интересом рассматривала центуриона. Хотя центурион производил не очень приятное впечатление, во взгляде и во всем его виде сквозила уверенность и сила, которые внушали уважение варваров, безропотное подчинение солдат и привлекали женщин. Бешеным успехом у слабого пола Ветраний не пользовался, но нередко встречались женщины, готовые уделить ему внимание и подарить свои ласки, чему мы были свидетелями в предыдущей главе. Валерия, которая всегда испытывала слабость к грубой мужской силе, была большой любительницей сладострастных утех и любовных интрижек, о чём внимательный читатель мог убедиться ранее. Она никогда не отказывала себе в получении удовольствий, но и сама приносила немало наслаждений тем, кого она выбирала. Зная себе цену, она заводила отношения только с теми, кого сама хотела или если было необходимо в определенных интересах своей госпожи. Многие во дворце, включая охранников, рабов и вольноотпущенников приударяли за красавицей рабыней, готовые пойти на много ради обладания объектом своих страстей. Служанка Фаусты искусно этим пользовалась, как в своих личных интересах, так и в интересах Фаусты, которой по-собачьи была предана. Валерия была хороша собой. В отличие от своей белокурой хозяйки, она обладала красивыми, как смоль черными волосами. Ростом повыше Фаусты, с прекрасным бюстом, формы которого не могла скрыть одежда, ровными длинными ногами и очень красивыми упругими бедрами, и немаленькими ягодицами, округлости которых явно выделялись на фоне тонкой талии. Кожа была гладкая бархатистая, оливкого цвета. Большие черные глаза, найдя предмет возжелания, быстро наполнялись чувственными огоньками, жаждущими удовольствий, и были способны в мгновение возбудить плотские желания. Немного удлиненное лицо, длинный носик и большой чувственный рот с пухлыми губами дополняли своеобразную восточную красоту рабыни. Она была родом из Александрии. Ее, Прокла и парочку других молодых и красивых рабов, Фаусте подарил ее отец Максимиан перед свадьбой с Константином.

Внимательно рассматривая центуриона, Валерия поймала себя на мысли, что была бы напротив испытать на себе силу этого грубого и дикого солдата. В этот момент их глаза встретились и Ветраний, только сейчас, обратил внимание на рабыню и, поймав ее томный манящий взгляд, с трудом сглотнул комок, подступивший к пересохшему горлу. «Одна краше другой, если не хозяйка, то ее служанка, а лучше их обеих вместе…» поддался чувственным мечтаниям Ветраний, смотря теперь с диким желанием на Валерию, полностью потеряв голову от окружающей его красоты. Резкий голос Фаусты, который прозвучал с легкой хрипотой, оборвал сладострастные мысли начальника заставы:

– Откуда у тебя это послание, центурион?

– К союзным варварам пришел некто, назвавшись посланцем Максенция, и пытался склонить их к бунту. Они схватили и передали его мне. Ознакомившись с бумагами, обнаруженными при нем, я приказал его арестовать, но при попытке к бегству он был убит.

– Наверняка ты прочел это письмо? – спросила Фауста напряженным тоном.

– Когда оно оказалось в моих руках, вместе с остальными письмами, я прочитал, так как учитывая обстановку…

– Кто еще мог его прочесть? – прервала центуриона Фауста.