Орехов
Шрифт:
– Это недолго...
– сказал Орехов.
– Поскорее... Мне это тяжко...
– Да быстро и надо. Вопрос только один, другого не будет. Есть у тебя кто-нибудь? Сейчас, понимаешь, или ты одна?
– Зачем это? Ну конечно, одна...
– Я так и предполагал. В таком случае лучше всего будет сделать, как я предлагаю. Дело простое, и давай без глубоких переживаний, а спокойно рассудим. Меня через три дня тут не будет. Жизнь у всех сама знаешь какая. Останешься одна, а городишко маленький, тут
– Все сказали? Тогда я пойду. Вообще я вас и слушать не обязана. Что это вы вообразили...
– Я вообразил, что сходим мы в загс. Распишемся, невелико это дело, а в такое время бумажка с печатью - полезная вещь. Сейчас без бумажки пропадешь. Во-первых, пальцем никто показывать не будет. Во-вторых, какая-нибудь льгота небольшая... вообще пригодится, а мне-то ведь это ничего не стоит, я как раз случайно неженатый... Мне без очереди оформят живо - ведь на фронт!.. Я зашел к военкому Родионову, узнал. Тьфу ты, даже вспотел, это с тобой трудно так разговаривать. Ну?
– Мерзко. Противно все это. Обман!
– Формальность. Где обман? Кто кого обманывает? Я тебя не обманываю, ты меня тоже, да пойми ты, жизнь такими корявыми лапами мнет людей, так их комкает, тут не до тонких переживаний, а насчет всего такого, что и как было, я и слушать не хочу. Так неужели один человек другому такое маленькое удобство доставить не может? Да я для себя это делаю. Все-таки мы люди ведь, а? У меня, думаешь, очень приятно на душе? Так взять и уехать?.. Вот... Так ради меня хоть не спорь ты, пожалуйста.
– Ты добрый, наверное, - нехотя выговорила она, - но я не желаю. Я выслушала. Теперь - все! Прощай... Но спасибо тебе.
Тогда он сказал:
– Ну, пошли!
– и повернул в обратную сторону, назад к дому.
– Куда?.. Что это?
– К твоему отцу. Надо же ему сказать.
Он быстро шел, и она почти бежала рядом с ним и дергала за рукав, стараясь остановить:
– С ума сошел? Слышишь?.. Отца не смей трогать... Это подло, это подло даже, я запрещаю!.. Я умоляю, не надо!
Он почти тащил ее за собой, и, так ни о чем и не договорившись, они ввалились в комнату, и отец, приветливо щурясь, отложил в сторону очки и газету, улыбаясь, поднялся им навстречу, и Орехов громко объявил:
– Мы пришли сообщить вам... Это немножко неожиданно... Мы решили с Виолой пожениться!
– он услышал, как Виола у него за спиной коротко, возмущенно охнула, задержав готовый вырваться возглас.
– Да... Это правда неожиданно... Я никак не предполагал. Виола, как же так?
– растерянно бормотал отец.
– Что поделаешь: война! Мне на фронт!
Виола нелепо стояла у него за спиной - он крепко взял ее за руки и подвинул вперед, поставив рядом с собой. Искоса с опаской
Она вышла сейчас же следом за ним и, удержав его за рукав, долго молчала, не отпуская, трудно дыша, как будто бегом взбежала на гору.
– Я не желаю, чтоб получилось, будто я с негодованием отказываюсь, а сама... Положение, правда, ужасное. Мне отвратительно, но приходится согласиться... если вы не передумаете до завтра.
– Не передумаю.
Она медленно возвратилась в комнату и, бросив на стул пальто, села на постель.
Отец, возбужденно шлепая туфлями, ходил из угла в угол и все порывался начать разговор о том, что он не думает ставить в пример самого себя! Но все-таки он с гордостью может теперь вспомнить!.. И смело смотреть в глаза!.. Что он прожил большую жизнь... И еще многое другое, что она знала так хорошо и могла бы все ему рассказать сама.
Бесконечно тянулось время, пока он не погасил наконец с оскорбленным видом лампочку и со страдальческим вздохом не улегся в постель. Очень скоро начал похрапывать.
Тогда Виола сорвала с себя кофточку, юбку с такой быстротой, точно раздевалась, чтоб броситься спасать утопающего, и, нырнув под одеяло, укрылась с головой, вся сжавшись, повернулась лицом к стене и наконец дала себе волю. Вспоминать все, как оно было и как оно могло бы быть. Главное, как могло бы быть. И дала наконец себе волю придушенно зареветь, завыть, мотая в отчаянии головой, глубоко уткнувшись лицом в подушку.
В нетопленной комнатушке загса дымила печка. У заведующей был насморк в самом разгаре, и она, борясь с неудержимым желанием расчихаться, одной рукой вписывала в книгу фамилии, имена и отчества, а другой, придерживая локтем книгу, крепко зажимала скомканным платком нос.
Орехов расписался и показал Вале, где нужно расписываться. Она приняла из его руки ледяными пальцами ручку и сейчас же потеряла строчку. Заведующая два раза быстро коротко вздохнула с открытым ртом и зажмурилась, изо всех сил стараясь удержаться.
Орехов увидел, что Валя, как слепая, не видит строчек, и взял ее за руку, чтобы помочь, но вместо того, чтобы расписываться, она обернулась, посмотрела ему в лицо, но тут же быстро отвернулась, сама нашла нужную строчку и негнущимися пальцами медленно вывела свою фамилию.
Заведующая с плотно зажатым носом строго выпрямилась, встала из-за стола и поздравила их от всей души, протянула было руку, но тут же спрятала ее за спину, извинившись за насморк, и пожелала им светлой, счастливой и дружной совместной жизни.