Орел и Ворон
Шрифт:
Род де Вержи, вслед за хитрецом Монморанси покинул столицу французского королевства до той самой ужасной ночи, позже прозванной «Варфоломеевской ночью». Губернатор Парижа нутром почувствовал, что намечается что-то страшное, а Себастьян де Вержи, мой дед, также обладал имел невероятным чутьем на скорую кровь… Кроме того, он был хорошим другом адмирала де Колиньи — не окажи тот помощи, и наша семья повторила бы судьбу тысяч гугенотов, растерзанных людьми Медичи. Ибо в те роковые минуты, когда пробил колокол Сен-Жермен-л'Оксеруа, католики
Париж пылал. Пылала Франция. Беспорядки начались в Орлеане, Тулузе, Леоне и многих других городах. Мертвых гугенотов раздевали догола. Прекратившиеся в зверей люди в пожаре бойни пытались поживиться всем, чем могли: хорошими сапогами, утварью, одеждой. Безумие, парящее на улицах французских городов, позволяло многим свести счеты: ограбить богатого соседа, убить кредитора, взять силой чужую, понравившуюся жену... В темноте, пламени и крови всем было уже плевать, кто гибнет под дубинами, вилами и шпагами, гугенот или католик. Ведь последних добрые единоверцы также убивали под горячую руку — или с потаенным умыслом!
Адмирал Франции Гаспар де Колиньи, граф де Шатиньон, все-таки был убит в своем доме богемским наемником, но он не стал беспомощной жертвой: адмирал умер с честью, также, как и жил. С честью — и шпагой дворянина в руках... Друг семьи де Вержи, Франсуа де Ла Рошфуко, герой четырех битв, был также убит в Париже — Екатерина Медичи довольно потирала руки! Но к тому моменту, когда король все-таки приказал навести порядок на улицах столицы и других городов, семья де Вержи была уже далеко от опасности — спасибо деду!
И именно Себастьян де Вержи познакомил маму с молодым дворянином фон Ронином. Бывший военный, а с некоторого времени торговец из старинного Вестфальского рода окутал француженку заботой и лаской, за всю жизнь ни разу не проявив к ней неуважения, ни разу ни в чем не упрекнув! И после всех несчастий и лишений, коих немало выпало на долю беглецов, потерявших отчий дом, мама горячо полюбила отца.
Это был тот редкий случай, когда родительское сватовство привело к большой любви…
Я не особенно интересовался торговлей, к неудовольствию отца. А не надо было рассказывать о своей лихой молодости! Однако же, Карл фон Ронин всегда настаивал на том, чтобы я стал его преемником… Теперь я нередко жалею о том, что все сложилось не так, как желал мой отец. А еще я, как кажется, никогда не забуду его наставлений:
— Помни о чести, помни о семье, помни о Боге, сын мой. И удача будет на твоей стороне — ты же фон Ронин!
В очередной раз вспомнив родителей, я почувствовал вдруг, что в глазах предательски защипало… Становлюсь сентиментальным!
— Все хорошо, Себастьян? — Виктория положила
— Все хорошо... Я люблю тебя, Виктория. И вернувшись, я буду счастлив сделать тебе предложение — ведь от одной мысли, что именно ты станешь моей семьей, моя душа воспаряет к небу!
Щеки красавицы запылали — но грусть в ее глазах никуда не делась… Немудрено — ведь до расставания остались считанные мгновения…
Корабль уже причалил к речной пристани. Офицеры крепким словцом подгоняют солдат, а матросы что-то тащат в огромных тюках. На улице отвратительно промозгло…
Я поймал себя на мысли, что все мои отъезды из родных мест происходят именно в такую погоду.
Может это знак? Но тогда почему же я еще жив, хоть и проигнорировал каждый из посланных мне знаков?
Мы с Викторией остановились на значительном удалении от сходней, ведущих на борт корабля, чтобы спокойно постоять наедине. И в этот самый миг мне отчего-то вспомнилась присказка старого друга отца — русского купца Василия — которую он произносил каждый раз перед тем, как покинуть наш дом: «присядем на дорожку»…
— Давай сядем, а?
Я закинул плащ на стоящую неподалеку бочку и посадил на нее свою Викторию.
— Звучало как предложение, но моего мнения ты не дождался. Как, впрочем, и всегда!
Несмотря на то, что любимая озвучила претензию, голос ее ласков, а слова сопровождает обворожительная улыбка, на которую я незамедлительно ответил своей. Неожиданно взгляд фройляйн Айхен стал строгим и требовательным:
— У меня для тебя подарок, фон Ронин. И не вздумай вернуться без него!
Понимая, что строгость Виктории напускная и наигранная, я не сдержал очередной улыбки:
— Сначала покажи, что это!
Изящным жестом девушка извлекла кусок алой материи из рукава платья.
— Я вылила на него половину той склянки, что ты привез. Зато теперь, где бы ты не оказался, ты всегда сможешь ощутить мое присутствие, лишь только поднеся платок к лицу!
Я с трепетом взял дар возлюбленной в руки; на краях его черными нитями вышиты витиеватые инициалы: СфР и ВА.
— Это чтобы ты не перепутал…
Голос девушки дрогнул, но она твердо прододжила:
— Я верю, что он поможет тебе вернуться назад. Ко мне. И буду об этом непрестанно молиться!
Ком подкатил к моему горлу.
— Вики, я даже не знаю, что сказать… Я…
Но Виктории уже нет рядом... Яркий солнечный свет коснулся смеженных век, разбудив меня. Но я продолжил лежать с закрытыми глазами еще некоторое время, пытаясь вернуться к любимой хотя бы воспоминаниями — и ощущая, как по правой щеке бежит одинокая слеза…
А вокруг поют птицы, наполняя лес оглушительной симфонией природы и жизни. Насыщенный ароматами цветов и свежей травы, приятным духом древесной смолы, воздух здесь чист и свеж, заставляя дышать все глубже и чаще...