Орел и Ворон
Шрифт:
Наконец, я открыл глаза.
Рядом сидит свежий и бодрый Тимофей, приветливо мне улыбнувшийся:
— Проснулся, наконец. Давай-ка перекусим, да отправимся в путь.
Я размял затекшую шею. Рука машинально нашарила алый платок.
Запах другой жизни. Аромат моей Виктории… Я бережно спрятал совой талисман.
— Ты вообще ложился, Орлов? Такое чувство, что нет.
— Ложился, но встал засветло. Не терпится уже вернуться к князю с благословением!
Сотника я прекрасно понимаю — сам хочу уже как можно скорее вернуться к своим, в формируемый эскадрон… Хотя, по совести сказать, с Тимофеем
Позавчера был день откровений. Духовная сила в этом русском затворнике показалась мне едва ли не физически ощутимой! Только подумать — всего одно слово, и я пал на колени, словно послушный ребенок перед отцом. Другое — и я искренне и твердо поверил в нашу общую с московитами победу, словно все главные битвы уже отгремели! Жаль, что мне не хватило духа спросить его о моем будущем — хотя, с другой стороны, так наверняка и лучше… Вдруг открытая старцем правда погубила бы надежду на новую встречу с возлюбленной?! И да — разве не Господь даровал старцу такую крепость веры и терпения, носить все эти вериги, годами истязая тело и усмиряя плоть?! Думаю, ответ очевиден. Иринарх произвел на меня невероятное впечатление, и я еще раз убедился в том, что все делаю правильно…
— А я выспался.
Стрелец ухмыльнулся.
— А ты думаешь, почему я тебя будить не стал? Ведь спал же аки дочь боярская на перинах пуховых. Только причмокивал — да на своем языке лепетал вдохновенно.
— Ахахахах… И что же я говорил?
— Что-то. Но я кроме «Виктория» ни одного слова не разобрал... Ну и язык у вас!
— А ваш такой простой, что прямо любой за два дня освоит.
Совершенно невозмутимый сотник тотчас парировал мой словесный выпад, веско бросив в ответ:
— Ну, ты-то ведь говоришь.
Я усмехнулся, а стрелец, уже разложив нехитрую снедь из сумы, неожиданно спросил:
— Слушай, Себастьян, а я ведь совсем забыл вчера спросить: когда старец тебя веригами коснулся, ты чего застонал?
Вчера мы действительно молчали практически всю дорогу. А вот вопрос Тимофея застал меня врасплох:
— Да я уже и не помню.
Стрелец пожал плечами — а я вдруг поймал себя на мысли, что именно после благословения Иринарха болящая в тот день с утра голова перестала меня беспокоить. И не беспокоит посейчас! Чудеса, да и только…
Перед тем, как приступить к трапезе, я достал свой «зубной веник». Для меня было большим удивлением, что Тимофей имеет почти такой же. Сотник утверждает, что это полезное изобретение ввели в оборот еще при его деде.
Хотя чему тут удивляться? Московиты со своими банями как по мне, гораздо чистоплотнее моих соотечественников…
Быстро почистив зубы перед едой, я перекусил вяленой рыбой и ломтем свежего монастырского хлеба, увесистого, очень сытного и крайне приятного на вкус. Не подкачала и мелкая рыбку, название которой я не знаю, но которой нас также потчевали в монастыре, а после дали в дорогу. Сочетание беспроигрышное! Хоть прием пищи был и не столь обилен, как хотелось бы… Зато быстрее
— Себастьян, сегодня мы свернем со старого пути.Дорога выйдет чуть более длинной, но зато более безопасной.
Заканчивая седлать Стрекозу, я озадаченно уточнил:
— Есть какая-то веская причина?
— В монастыре сказали, что с развилки, до которой нам всего ничего осталось, нужно будет взять севернее. Вроде как там отряды лисовчиков встречаются не так часто, чем на нашем старом пути. Ну и потом, в лесах сейчас шибко тати шалят.
Ну, уж в этом-то я мог убедиться самостоятельно — путь в монастырь по количеству случайный схваток стал самым опасным в моей жизни! Одно слово — Смута…
— Хорошо. Ты знаешь новую дорогу?
— Нет, но мне ее неплохо объяснили, проедем. Если что, спросим у местных жителей.
— А не думаешь ли ты, что двигаться на открытой местности будет все же более опасно? — я ненароком коснулся именно той седельной сумки, где спрятана татарская мисюрка и подаренная князем броня.
Сотник, однако, только хохотнул:
— Себастьян, ну ты словно вчера у нас очутился. Сейчас везде есть шанс встретиться с ворогами. Но подумай сам — у нас заводных кобыл много, а открытая местность позволит заранее увидеть врага. В лесах же ты сам видел — засаду подготовить проще простого… Ну и вспомни убитых нами лисовчиков — если товарищи их были рядом и уже нашли мертвых, то вероятность встречи с ними у нас весьма высока…
Мне осталось только кивнуть товарищу, признавая его правоту. А уже спустя всего несколько мгновений мы оказались в седлах — и тронулись в путь.
…Поднявшееся высоко в небо солнце греет заметно сильнее — я бы даже сказал, вовсю печет! Н-да, а ведь в чем-то наша прежняя дорога была приятнее — по крайней мере, под сенью деревьев было куда прохладнее.
Немного подумав, я достал из седельной сумки старый, сильно выцветший синий платок и повязал его на голове, словив при этом удивленный взгляд Тимофея. Ну конечно, у московита появились вопросы — у них ведь платки есть одеяние женщин, но ни в коем случае не мужчин! Пришлось отвечать на невысказанный другом вопрос:
— Отличный способ укрыться от палящих лучей солнца, друг мой. Корсары моей второй Родины через одного покрывают голову на такой же манер, что и я.
— Корсары?
— Каперы.
По взгляду стрельца стало понятно, что в Московии никто не слышал ни о каких морских разбойниках — в том числе и поступивших на королевскую службу.
— Это морские разбойники, имеющие официальную бумагу от короля, к которому подрядились на службу. Подобные ловцы удачи получают официальное разрешение короны на грабеж торговых и военных судов, принадлежащих флоту вражеской державы.
Орлов аж присвистнул:
— Узаконенный грабеж? Лихо!
— Я тебе больше скажу, друг мой, если таких разбойников поймает корабль другой державы, то каперы считаются военнопленными! Со всеми вытекающими привилегиями честных солдат и матросов, коим положено сохранить жизнь и худо-бедно кормить... Впрочем, капитаны, взявшие в плен корсаров противоборствующей державы, на самом деле редко признают за ними право на жизнь. В большинстве случаев их ждет судьба прочих морских разбойников — пиратов — коих казнят без всякой жалости.